Отвалилась правая дверца, потом левая, и из машины, кашляя и разгоняя ладонями едкую гарь, вышли…
– Мама! Папа! – пронзительно вскрикнула я и повисла на шеях сразу у обоих. – Я по вас так безумно соскучилась!
– Безумно? – удивилась мама, обняв в ответ, и мягко отстранилась. – Но мы ведь всего две недели назад виделись, дорогая.
– Что? Нет, мам, прошло уже…
– О господи! – перебила она. – Что с твоей грудью? – И схватила за упомянутую часть тела. – Какой ужас, откуда у тебя третий размер?! Ещё две недели назад был первый! А я купила тебе такие чудесные лифчики на распродаже в «Бюстикс», теперь и сдать не получится – это же товар по акции. – Она отступила, пристально рассматривая меня. – И мне кажется или ты выросла на целый дюйм? Да, точно, только взгляни на неё, Гарольд! Чем тебя здесь бабушка кормит? И где вообще…
Я схватила её за плечи и встряхнула.
– Да послушай же ты наконец! Вас с папой не было полтора года! Полтора года, а не две недели!
– Что? – оторопело заморгала она и отмахнулась как от неудачной шутки. – Какая чушь, мы лишь завернули на денёк-другой к тем гостеприимным старообрядцам. Ну, может, на недельку… Ты ведь не сердишься, что мы опоздали на твой день рождения? Если б видела всё своими глазами, ты бы нас поняла: эти люди знают толк в слиянии с природой и отказе от благ цивилизации. А уж их осведомлённость в травах…
Очередное энергичное встряхивание заставило её умолкнуть.
– А сдать у тебя в любом случае ничего не получилось бы, – продолжила я, – потому что «Бюстикс» ещё год назад разорились, вся сеть. На дюйм я выросла, потому что мне уже семнадцать, мам! Не шестнадцать, а сем-над-цать!
Родители потрясённо переглянулись. Потом посмотрели по сторонам.
– А кто все эти люди… и почему на дворе осень? – уточнил папа, откидывая за спину дреды.
Я вздохнула и, втиснувшись между ними, обняла их за плечи.
– Пойдёмте, тут в двух словах не расскажешь. Кстати, знакомьтесь, это Ксавьер.
– Ты ведь предохраняешься, дорогая?
– МА-А-АМ!
– Всё-всё, молчу.
Эпилог
Ещё никогда в жизни мне не было так страшно. Зубы стучали, ноги подкашивались, по спине бегали мурашки. Я оглядела присутствующих и сглотнула. Лицо бабули абсолютно ничего не выражало, Чезаре показал под скатертью два разведённых пальца, Нетта подёргала пирсинг в брови, что на нашем тайном языке означало «Да и фиг с ним!», Адам в нетерпении грохнул о стол зажатыми в кулаках вилкой и ножом, а Кас ободряюще улыбнулся.
Дрожащими руками я поставила в центр блюдо и отступила на шаг, стараясь выглядеть не слишком заискивающе. Бабуля поднялась и принялась невозмутимо орудовать лопаткой, клацая в полной тишине о фарфор. Последней положила порцию себе. И первой продегустировала. Никто не дышал, пока вилка, рассекая воздух, приближалась к её рту, исчезала внутри, поглощённая тьмой, и возвращалась уже пустой под громоподобную, как мне показалось, работу челюстей.
Меня обдавало то жаром, то холодом, сердце выскакивало из груди, а бабушкины зубы всё смыкались и размыкались, смыкались и размыкались…
Наконец нервы сдали.
– Не пересушила? А серединка пропеклась? Хотела ещё две минутки додержать, но боялась, что подгорит. А соли, соли не слишком много? Я на всякий случай вторую порцию более пресной замесила, поэтому могу прямо сейчас…
Бабушка жестом остановила меня, уже готовую броситься на кухню, и неторопливо промокнула уголки губ салфеткой.
– Это изумительная шарлотка. – Она тепло улыбнулась. – Я горжусь тобой, рыжик.
И словно воздух выпустили из баллона. Гостиная взорвалась ликующими возгласами и поздравлениями.
– Да садись уже завтракать с нами, рыжик!
Адам придвинул мне стул, Кас налил чай, а Нетта отрезала кусок пирога, к которому Чезаре приложил вилку.
Следующий час комнату наполняли только смех, оживлённые разговоры и энергичное бряцание столовых приборов. А вторую порцию ставить всё-таки пришлось – не хватило.
Потом мы с Неттой мыли посуду, а Чезаре, по его словам, помогал. Так хорошо помогал подруге объятиями и поцелуями, что после второй разбитой тарелки был изгнан ею с кухни. А я смотрела на них и чувствовала, как рот разъезжается до ушей.
После той ссоры и бурного воссоединения Нетта в корне изменила своё отношение к браку и месту свободы в жизни женщины и теперь ждёт не дождётся лета, когда станет совершеннолетней и они с Чезаре смогут пожениться. После прочтения «Гордости и предубеждения» она загорелась идеей сбежать с ним в Гретна-Грин, и мне пришлось разочаровать её, сообщив, что «кузнечные свадьбы» в этой шотландской деревушке отменили почти столетие назад и теперь требуется согласие родителей. Поэтому сейчас она просто строит планы на их совместное будущее, в которых значится после свадьбы
