на траву, а я пребольно ударилась коленом. Но тут же вскочила, вернула ящику устойчивое положение и принялась перекладывать в него ладонями просыпавшийся порошок.
Вдали завыл волк, пальцы задрожали, а ветер всё крепчал, превращаясь в шквалистый. Дверцы склепа с фигурой ангела заходили ходуном, заскрипели цепи ограждений, а в ближайших зарослях затрещало, как если бы через них продирался кто-то огромный и опасный. Под раскидистым кустом вспыхнули два жёлтых глаза, и на меня попёрла, угрожающе сопя, коренастая тень.
Я попятилась на локтях, сдерживая икоту, подхватила с земли ветку и выставила, как оружие. Выступивший вперёд енот обнюхал её без особого интереса и поспешил к вывалившимся из моей сумки вафлям. Нервы сдали окончательно. Я побросала вещи обратно в котомку и, пообещав ларцу, что вернусь завтра и закопаю его при свете дня, побежала к шоссе.
Сундучок взмыл в воздух, словно вздёрнутый невидимой рукой. Остатки золы со дна и земли тоже устремились вверх и закружились, образовав мерцающую воронку, в центре которой вспыхивали лимонные и изумрудные молнии. На фоне сгустившейся ночной тьмы она сверкала так, словно притянула весь свет звёзд. Внутри проступил силуэт, быстро обретая плотность. Ещё несколько мгновений над верхушками деревьев пылало зелёное зарево, а потом безобразие прекратилось так же внезапно, как началось.
Необычный ветер стих, пустой сундучок с глухим стуком упал на землю, а луна с облегчением вылезла из шубы облаков, пытаясь протиснуться между деревьями и разглядеть виновника шумихи. Разглядев, порозовела и деликатно спряталась обратно.
Если бы енот умел визжать или терять сознание, он бы непременно это сделал, а так только с писком выронил вафельку и опрометью бросился к кустам, чтобы рассказать своей семье о самом ужасающем и потрясающем зрелище, свидетелем которого только что стал.
Надежда на припозднившуюся попутку, которая подбросит меня до Мистиктауна, не оправдалась: шоссе стелилось безлюдной полосой. По закону подлости сотовый не ловил связь, а поля накрыла тишина, которую в триллерах принято называть зловещей.
Чтобы подбодрить себя, я включила плей-лист на мобильнике и принялась подпевать в голос. Наши совместные с Энрике Иглесиасом усилия разносились далеко вокруг, прогоняя тишину, страх и всех, кто не переваривает попсу. Несколько треков спустя тянуть под ложечкой перестало, и вернулась способность мыслить логически. И чего я так перепугалась? Ну ветер, ну птицы, ну волк за много миль отсюда… Ничего такого, из-за чего стоило бы улепётывать сломя голову.
Жаль, перекусить нечем. От пережитого стресса на меня напал зверский аппетит. Но вафли достались еноту, а контейнер с блинчиками я вытряхнула из сумки вместе с остальными вещами, когда искала, чем бы открыть сундук, и второпях забыла на земле.
Лиричная композиция сменилась подборкой саундтреков из «Эскалибура», обожаемого Неттой, которая фанатела от Артурианы. Наверное, поэтому новый звук сперва не показался мне странным – я попросту посчитала его частью композиции. Прошло некоторое время, прежде чем до меня дошло, что дробный стук планомерно приближается, причём не из динамика, а откуда-то из-за спины. Обернувшись, я так и застыла на месте с отведённым в сторону телефоном.
По шоссе прямо на меня под эпичные звуки Осады Камиларда нёсся всадник. Это был мужчина моложе тридцати. Луна подчёркивала рельефы накачанных мышц, бёдра уверенно сжимали лоснящиеся бока серого коня, а прямые пепельные волосы были собраны сзади. Когда он мельком обернулся через плечо на затихающий вдали волчий вой, стало видно, что связаны они в небольшой хвост и скреплены ленточкой с развевающимися концами.
Одной рукой незнакомец уверенно держал животное за гриву, поскольку ни уздечки, ни даже седла не имелось, а во второй сжимал – я даже на всякий случай, проморгалась – блинчики и с нескрываемым удовольствием отрывал от них зубами огромные куски.
Тут на луну наползло облако, и конь под всадником исчез. По-прежнему слышался звонкий стук копыт об асфальтовое покрытие, а сам мужчина не изменил положения, удерживая невидимую гриву и, судя по всему, не испытывая никаких неудобств. Через мгновение пелена схлынула со светила, и округу вновь затопил мягкий лунный свет, в серебряной пыли которого возник конь.
Надо было отпрыгнуть на обочину. Или попытаться скрыться. Или завизжать. Или метнуть во всадника сумкой. Ну хоть что-нибудь сделать! Но я стояла, как громом поражённая, и не шевельнулась даже тогда, когда мужчина свесился прямо на скаку, обхватил меня за талию и без малейших усилий затащил в седло, усадив боком, практически к себе на колени.
Впервые в жизни я оказалась верхом на лошади, скачущей во весь опор, а не позирующей за два фунта в дурацкой ярмарочной шляпе фотографу. Впервые меня так откровенно вжимал в своё тело незнакомый мужчина. И уж совсем незабываемые мгновения я испытала, когда луна снова отлучилась за облака и лошадь под нами ненадолго исчезла, открыв проносящееся шоссе. Правда, я продолжала чувствовать разгорячённые бока и слышала хриплое дыхание.
Наконец мы начали замедляться, свернули на обочину и остановились. Конь тут же опустил голову и принялся пощипывать жухлую, в придорожной пыли, траву, а я, потеряв последнюю опору в виде гривы, схватилась за мужчину. Он отнюдь не возражал. Только слегка отодвинулся, чтобы меня рассмотреть. Я тоже вовсю на него таращилась – не потому что очень хотелось, просто глазные яблоки парализовало точно так же, как совсем недавно ноги на шоссе, и даже под страхом смерти не получилось бы сейчас моргнуть.
Свет от экрана мобильного услужливо упал на лицо всадника чуть ли не лучом прожектора, позволяя разглядеть подробности. Вблизи незнакомец оказался ещё моложе, чем показалось вначале, и, надо признать, не лишённым привлекательности. В дополнение к пепельно-русым волосам глаза у него
