В траве рядом что-то зашуршало, и оттуда высунулась остренькая мордочка белки. У нас в Мистиктауне они странноватые, больше похожи на крыс, а не тех забавных пушистых зверьков, которыми пестрят иллюстрации в книгах.
Я отломила кусочек бутерброда и протянула ей. Белка схватила угощение и, пристроившись рядом, принялась жадно наворачивать за обе щеки. Я последовала её примеру. Провальный план отнял массу сил, а на работу мне в первую смену.
Внезапно на освещённый луной участок передо мной упала тень. Прямо за спиной стоял кто-то высокий, худой и с развевающимися кудрями.
Я медленно повернулась и выронила бутерброд, чувствуя, как к нижней губе прилип листик салата.
Там стоял принц, а над плечом у него бил костяными крыльями скелет ворона с пылающими алым глазницами. Когда я повернулась, оживший поднял голову, и очи вспыхнули, как два лунных омута. Скулы ещё больше заострились, верхняя губа вздыбилась, да и вся поза, напружиненная, с разведёнными локтями, больше напоминала звериную, чем человеческую.
Наконец опомнившись, я трясущимися руками потянулась к сумке.
– Доброе утро… то есть ночь, ваше высочество. С пробуждением! Наверное, голодны? Я тут захватила перекусить: не бог весть что, но лучших пирогов, чем у моей бабули, вам во всём городе не сыскать.
Принц по-птичьи наклонил голову к плечу, шумно втянул носом воздух и вдруг одним ударом пригвоздил белку к постаменту, сгрёб тушку и вгрызся в неё. Раздался хруст и возмущённый писк жертвы, не успевшей доесть свой последний в жизни сэндвич. Челюсти сомкнулись ещё раз, и он оборвался.
Принц отшвырнул зверька и выпрямился.
Глаза заволокло багрово-чёрным туманом. Он улыбнулся мне полным шерсти и крови ртом, и во взгляде завихрилось скопившееся за шесть веков безумие.
«Перцовый баллончик!» – мелькнула мысль. Бабушка подарила мне его на семнадцатилетие. Я продолжила судорожно шарить в сумке, лепеча что-то про пироги, Осенний бал и лабутены Регины Санкёр.
Внезапно с дороги раздались громкий сигнал и визг шин. Какой-то припозднившийся автолюбитель встретил лося или другого припозднившегося автолюбителя. Я на миг отвернулась, а когда снова посмотрела на прежнее место, принца уже не было, ворон тоже исчез. Только ветви боярышника тихонько покачивались.
Я поднялась и повернулась кругом, растерянно оглядывая пустое кладбище.
Кажется, в таких случаях принято говорить «ой»…
Глава 1
Я несколько раз обошла территорию кладбища, выкликая имя принца, но он так и не отозвался. Если бы не разворошённое захоронение и пустое ложе с вмятиной, решила бы, что мне всё примерещилось. В любом случае пора было возвращаться домой – до города ещё предстояло преодолеть пару миль вдоль шоссе.
Руки одеревенели от усталости и едва слушались, но я вернула крышку гроба на место, кое-как закидала землёй и разровняла лопатой. Потом нарвала у ограды мальву и очанку и воткнула сверху. Поправила декоративную урну. Вот так. Если не приглядываться, ничего не заметно. А приглядываться и некому: я ещё когда брала лопату из сторожки, обратила внимание на ворсистые ковры паутины и пуфики пыли – сюда несколько десятилетий никто не наведывался, не считая редких туристов, и наверняка ещё столько же не наведается. Кладбище старинное и закрыто для новых захоронений. Но лопату я всё равно исправно повесила на гвоздь, к другим инструментам для расчистки дорожек.
К тому времени, когда выбралась на шоссе, небо начало светлеть. По дороге я зевала и размышляла о том, куда мог направиться принц. Наверное, он уже за тридевять земель отсюда. Я бы на его месте делала ноги из нашей дыры. А учитывая резвость передвижений, не удивлюсь, если он прямо сейчас заходит в парижское кафе «Две мельницы» на Монмартре, в котором я мечтаю побывать с тех пор, как посмотрела «Амели», или гуляет с медведями по Красной площади, или вообще сидит на Великой Китайской стене.
Родной коттедж встретил мирной тишиной. На крыше сонно поворачивался флюгер в виде поварёшки, ветви сливы дружелюбно погладили по спине, когда я, пригнув голову и прижав сумку к груди, спешила к крыльцу. Заходила, соблюдая максимальную осторожность, и сразу устремилась к лестнице на второй этаж.
Оказавшись в комнате, кинула сумку на пол и, раздеваясь на ходу, прошествовала в ванную. Зеркало на контрасте с белоснежной кафельной плиткой отразило полный масштаб катастрофы, которая разразилась бы, застань меня бабуля под утро в таком виде: в спутанных рыжих волосах застряли листики и мелкие веточки, одна серёжка где-то потерялась, а грязь добралась всюду и даже заворачивала за уши. Я зашла в душ и повернула краны, наблюдая, как вода быстро теряет прозрачность, а мелкий сор и травинки, кружась, затягиваются в сливное отверстие.
Особенно долго драила мочалкой ногти. Наконец выбралась на коврик, обтёрлась насухо, облачилась в пижаму и вернулась в спальню. Сил сушить волосы уже не осталось – до будильника и так всего полтора часа. Лучше встану пораньше и улизну на работу до того, как поднимется бабушка. Все следы я вроде бы тщательно замела, но с ней никогда нельзя быть уверенной. У бабули какое-то звериное чутьё на мои косяки, даже на те, которые ещё не совершены.
Я завела круглый обшарпанный будильник с выцветшей картинкой какого-то приморского города и упала лицом в подушку. Кажется, не успела даже
