песни строящих гнёзда птиц и вышедших на работы мужчин и женщин наполняли ароматный воздух. Около солнечных часов Наречённая обернулась лицом к Божественноликому, легко положила руку на бронзовый циферблат и без следа обиды в голосе сказала:
– Я хотела спросить тебя, принёс ли ты знак, который поклялся мне подарить.
– Принёс, – ответил Божественноликий и, достав из-за пазухи кольцо, протянул его девушке. Она медленно взяла его, причём пальцы их соприкоснулись. Юноша заметил, что рука её тёплая, уверенная и крепкая – такая, какой была всегда.
Девушка спросила:
– Откуда у тебя это прелестное кольцо?
– Мой друг из горной долины снял его со своего пальца, попросив меня передать его тебе в качестве послания.
Девушка покраснела.
– Понятно. В качестве послания для меня? Значит, она знает обо мне, и вы говорили обо мне с ней. Что ж, давай сюда это послание!
Божественноликий произнёс:
– Она сказала, что ты должна помнить: завтра наступит новый день.
– Да, для неё новый, и для тебя тоже, но не для меня. Но я привела тебя сюда для того, чтобы ты мог поклясться мне. Положи руку на это кольцо и на эту бронзовую пластину, где солнце отсчитывает дневные часы счастливым, и поклянись весной, и радостью обретения нового друга, и божеством Земли, что наполняет жизнь человека отрадой.
Божественноликий накрыл рукой лежащее на циферблате солнечных часов кольцо и произнёс:
– Весной, что дарит миру новую жизнь, божеством Земли, что наполняет отрадой существование человека, я клянусь отдать своей сестре Наречённой второго сына, порождённого мною. Он будет её, бросит она его или станет о нём заботиться, будет любить или ненавидеть – она может поступать с ним по своему желанию.
Затем юноша серьёзно посмотрел на Наречённую и сказал:
– Вот я и поклялся, как ты хотела. Этого достаточно?
– Достаточно, – ответила девушка, и юноша увидел, как слёзы потекли у неё из глаз, намочив котту. Она наклонила голову, стыдясь своего горя. Божественноликий смутился и не знал, что сказать. Он не мог придумать, как утешить её, и считал, что нехорошо ему стоять тут и смотреть на её печаль, но не знал, как уйти и, предаваясь радости в другом месте, оставить её одну.
Но тут, словно бы прочитав его мысли, девушка подняла взгляд и, улыбаясь сквозь слёзы, сказала:
– Прошу, останься со мной, пока не окончится этот потоп. Я хочу сказать тебе ещё кое-что.
Юноша остался. Теперь он, в свой черёд, разглядывал траву, не смея взглянуть девушке в лицо. Каждая минута казалась ему вечностью. Наконец, голосом, по которому ещё можно было понять, что она только что плакала, Наречённая попросила:
– Ты не расскажешь мне, что ты сделал, почему и что, по-твоему, выйдет из этого?
– Я расскажу тебе правду – то, что знаю. Я расскажу тебе потому, что ты спрашиваешь меня, а не потому, что хотел бы оправдаться перед тобой. Что я сделал? Вчера я поклялся жениться на девушке, которую встретил в лесу этой осенью. Почему, ты спрашиваешь? Я и сам не знаю. Я сильно тосковал по ней и считал тогда, да и сейчас так считаю, что иначе поступить не мог. Ты спрашиваешь ещё, что из этого выйдет? То, что мы будем счастливы вместе – она и я – до самого дня нашей смерти.
– И столько же времени я буду в печали – ведь мы расстаёмся теперь. Увы! Кому есть до этого дело? Куда мне теперь податься?
– Она просила передать тебе, что завтра наступит новый день, и мне кажется, я понимаю, что она хотела сказать.
– Теперь уже никакие её слова ничего для меня не значат.
– Нет, – возразил юноша, – разве ты не слышала, что на Дол надвигается война? Разве она не принесёт тебе ничего нового? Многое изменится с её приходом! У тебя храброе сердце – верное и сострадательное!
– Что ты такое говоришь? Что может из этого выйти? Да, я слышала об этом. Слышала всё равно как смертельно больной человек, лёжа у себя в постели, слышит людей, разговаривающих на улице о своих делах. Он покидает мир и ничто не может сделать в этом мире лучше или хуже. Для меня война ничего не изменит. Какой в ней смысл?
– Разве для тебя ничто не значит дружба народов, помощь отважным и избавление бедствующих?
– Нет, – возразила девушка, – для меня это пустые слова, ничего не значащие сегодня, да и завтра я вряд ли изменю свои мысли. Если только это произойдёт само собой, постепенно. Но от этого мне не лучше.
Девушка немного помолчала, а потом добавила:
– Ты верно говоришь. Не твоя в том вина, виновна женщина, что послала мне это кольцо и старую поговорку в придачу. О, она, должно быть, родилась, чтобы разлучить нас! Как могло случиться, что я так мало значу теперь для тебя, а она так много?
Девушка снова замолчала. Подождав немного, Божественноликий тихо и нежно сказал ей:
– Сестра, неужели ты вечно будешь обижаться на нашу любовь? Эта обида глубоко засела в твоей душе, и я один должен страдать от неё!