Сказание о Доме Вольфингов

Оказавшись возле хижин Витингов, всадники готов увидели у ограды людей, по большей части женщин, возвращавшихся с лугов с животными. На холмах возле жилищ тоже собрался народ. Головы всех стоявших там были повёрнуты к знаку опустошения, висевшему в небе над равниной. Заметив войско, люди радостно вскинули руки, подбросив в воздух то, что держали, и до ушей всадников донёсся их пронзительный крик (по большей части там стояли всё женщины да мальчишки). Ниже по течению, на небольшом холме, собрался отряд юношей и невольников. Несколько человек из них сидели верхом на лошадях и были вооружены. Увидев приближавшееся войско, они повернулись и поскакали в его сторону, а подъезжая, закричали, радуясь встрече с сородичами. В войске и в самом деле оказались воины из их рода. В новом отряде были три старика (один совсем дряхлый с длинными седыми волосами), четыре долговязых парня лет пятнадцати да ещё четыре крепких невольника с луками и щитами, что держались позади парней. Найдя своих сородичей, они поехали вместе с ними.

Всадники скакали вперёд. Доспехи их бряцали, оружие лязгало, с высушенной солнцем, трясущейся от топота копыт земли поднималась пыль, и сердце длинноволосого старца взыграло от радости. Он вспомнил дни своей молодости, его старые ноздри почуяли аромат коней и сладковатый запах пота воинов, скачущих колено к колену по лугу, и старик громко запел:

«Сильный скачет рядом с сильным на коне,
Солнце блещет и трепещет в синеве,
И поёт лихую песню в ножнах меч,
Шлем и щит ведут беседу – скоро сечь,
Скоро битва, скоро гибель – торжество,
И слова уже не значат ничего,
Ничего уже не значит, сколько им,
Павшим будет: восемнадцать – сотня зим.

Там, у берега стремительной реки,
Нет, не девушки пололи сорняки,
Нет, не девушки сжигали лишний сор —
Полыхает там чудовищный костёр —
Бражный зал пылает Берингов, где мы,
Утомившись от охоты и войны, Пили мёд в заздравных чашах. Ныне там
Разгуляться есть где яростным врагам.

Им особый приготовлен, страшный пир —
Дети наши, наши жёны – и весь мир,
Дорогой, любимый нами. Кони – вскачь,
Пусть не радуется пламенный палач.
На работу, словно в поле, мы идём —
Жать и сеять топором, стрелой, мечом
И тела врагов увязывать в снопы —
Будут помнить в Риме готские серпы!»

Так он пел. Когда же песня смолкла, его сородичи и те, кто ехал рядом, громко закричали. Крик этот был подхвачен всем войском, хотя большинство и не знало, почему остальные кричат. Всадники, пришпорив лошадей, теперь ехали по лугу быстрым шагом.

Время шло, и войско продвигалось вперёд, пока не достигло поселения Эрингов. Там они не встретили ни животных, ни женщин – весь скот женщины уже угнали за ограду. Все, кто не годился к войне, стояли у дверей и смотрели на Марку, туда, где поднимался дым от бражного зала Берингов. Увидев готское войско, они тоже издали приветственный крик. А вдоль реки навстречу подъезжавшим направился отряд из двух стариков, двух молодых воинов, их сыновей, и двенадцати невольников с длинными копьями. Все они был верхом. Они смешались со своими родичами, и войско, даже не остановившись, продолжило свой путь по лугу. И всё так же поднимался в небо столб дыма, широкий и чёрный сверху и слегка красноватый