не знала ответа на вопрос. Я не сталкивалась ни с чем похожим. Рана была нетипичная, в моей практике такие не попадались.
Как и следовало ожидать, подошел Толя Копылов. Он неплохой, в общем-то, опер, но чрезвычайно скользкий человек. К тому же уверенный в том, что магнетически действует на девушек. Возможно, для кого-то он и неотразим. Только не для меня.
— Дося… — Вот так фамильярно обычно обращается он ко мне, и я вынуждена терпеть. — Ты видала что-то похожее?
— Без детального осмотра не могу делать заключения, — ответила я сухо.
— Брось, просто скажи: что ты об этом думаешь?
— Не могу гарантировать, что предварительная оценка войдет в протокол, — процедила я.
— Дося, не будь занудой. Ты же симпатичная, на первый взгляд, девушка.
Такими вот шуточками блещет Копылов. Думает, что блещет.
Я ответила, что подобную рану невозможно нанести режущим предметом, очевидно, что шею бедняге перегрыз какой-то крупный хищник.
— Насколько крупный? — уточнил Копылов: — Лев из зоопарка годится?
Что интересно, иронии в его вопросе я не заметила.
— Я не специалист по хищникам, — ответила я.
— Ну, хотя бы примерно, кто на него мог напасть? Тигр? Медведь? А может, его же собака?
— Судя по размеру раны, пасть очень крупная.
— Динозавр?!
— Насмотрелся «Парк Юрского периода»?
Опер скривился:
— Дось, ты шутить не умеешь, говоришь, словно протокол пишешь. Шепни по секрету, как лучшему другу: кто мог такое учудить в славном микрорайоне Ульянка? — Его дурацкие вопросы меня успели утомить, и я сказала то, что не очень бы хотела говорить вслух:
— Такое мог сделать… некто… нечто…
Копылов изобразил задумчивость и почесал небритый подбородок.
— Нечто?.. — повторил он. — И какое оно, это «нечто»? Ладно… А может, все-таки собака?
— Исключено. Ротвейлер не мог бы так покусать хозяина, — ответила я.
— Ну да, он, похоже, и сам напуган. И что же напугало так песика до трясучки?
— Психология животных не моя специализация.
— Ох, Дося, что бы я делал без твоих ответов. — Копылов похлопал меня по плечу.
Я не приветствую подобную форму общения между коллегами, однако жизнь приучила меня быть сдержанной. Я никак не отреагировала на его похлопывание и просто отошла в сторону.
Прибыл сотрудник кинологической группы с довольно крупной овчаркой. Собака повела носом и села, трусливо поджав хвост. Кинолог дал команду «ищи», но овчарка попятилась, натягивая поводок. Она явно не была настроена работать: сколько ее ни тянули за ошейник, она скулила и упиралась. В конце концов кинолог не удержал поводок, овчарка вырвалась и, поджав хвост, кинулась к машине.
— Дурит боец? — спросил Копылов.
Кинолог смутился:
— Ничего не понимаю. Никогда Боб себя так не вел. Рабочий пес, нюх отменный.
— И на Боба бывает проруха, — заметил наш веселый опер. — Не в службу, а в дружбу: убери отсюда трусишку-ротвейлера. Чтобы гению криминалистики ничто не мешало составлять протокольчик.
Никак не отреагировав на это, я продолжила стоять с каменным лицом: мне тяжело привыкнуть к такому способу общения, да и привыкать я не хотела.
Ротвейлер жался к ноге кинолога, повизгивал и махал обрубком хвоста, преданно глядя на нового хозяина. «Вот оно, наглядное доказательство собачьей верности, — подумала я. — Что говорить о людях?»
Теперь от меня требовалось зафиксировать детали, которые дополнят результаты вскрытия, — рутинная процедура. Только я открыла чемодан с оборудованием, как появился оперативник Юра Замахин и сказал, что меня хотят видеть. Я удивилась и переспросила: точно ли меня? Замахин кивнул:
— Да, вызывают именно тебя.
— Кому это я так срочно понадобилась? Для какой цели?
Замахин указал в темнеющие кусты, чуть в стороне от полицейских машин:
— Высокое начальство.
Я сняла одноразовые перчатки.
Хочу заметить: психологию я считаю лженаукой. Вместо того чтобы изучать мозг, эти жулики пытаются разобраться в последствиях его
