Хатч посмотрел на потолок.
– Мы не можем вернуться в лес. Через час температура упадет, а мы все промокли. Мы замерзнем.
Какое-то время никто не разговаривал, все только переглядывались.
Внезапно Люк ухмыльнулся.
– Тогда ты первый.
Было невозможно подниматься по лестнице бесшумно, как бы им того ни хотелось. Доски шатались под ногами. Скрипели и даже гудели при каждом осторожном и неохотном шаге. Хатч шел первым, держа в одной руке фонарик, а в другой нож. Люк двигался за ним по пятам, но так, чтобы можно было развернуться и броситься по лестнице вниз, если Хатч хотя бы вздрогнет. Крошечная рукоятка ножа колола пальцы. Люк ослабил хватку.
– Видишь что-нибудь? – прошептал он, всматриваясь в узкий туннель из черного дерева, сквозь который они неуклюже протискивались. Здесь пахло, как в загаженных кошками и заваленных мусором старых сараях, которые он исследовал в детстве.
– Не-а, – сказал Хатч напряженным голосом, будто затаив дыхание.
У Люка сердце готово было выпрыгнуть из груди при виде того, что выхватывал из тьмы свет его фонарика. Старое почерневшее дерево покрывали длиннобородые лики, которые на самом деле были лишь узорами из белесых древесных волокон. Такое должно находиться под музейным стеклом, а не в окружающей их тьме. Внезапно Люк проникся уважением к Филу, отправившемуся наверх на свой страх и риск.
Мысль о людях, некогда живших здесь, в сыром лесу, без электричества, вызывала у Люка невероятную тоску, буквально вытягивающую всю душу. Эти люди были просты, стары и находили утешение в вере. Если один из них умирал, другой жил один в таком отчаянии, представить которое даже на мгновение было равносильно смерти.
Люк попытался стряхнуть с себя это жуткое чувство. Страх давил на него. Нет, это место не для людей. Он чувствовал это инстинктивно. Прибивать черепа на стены было равносильно безумию. Даже холодный черный воздух, казалось, окутывал и пропитывал их каким-то особым смыслом. Думать об этом было глупо и нерационально, но воображение подсказывало, что дом населен чем-то незримым. Здесь они чувствовали себя маленькими, хрупкими и беззащитными. Здесь им не были рады.
Хатч заглянул за лестничный изгиб. Люк увидел в свете фонарика его профиль. Никогда раньше он не замечал у Хатча такого выражения лица. Он выглядел бледным и изможденным, словно получил дурные известия. Широко раскрытые печальные глаза блестели от слез.
– О’кей, – прошептал Хатч. – Тут еще несколько ступеней, а потом идет комната. Похоже на чердак. Вижу нижнюю часть крыши. Здесь довольно сыро.
– Помедленнее, Хатч. Помедленнее, – прошептал в ответ Люк. Когда последние ступени застонали под ботинками Хатча, он на мгновение засомневался, сможет ли их преодолеть. Но, задержав дыхание, заставил себя пойти следом.
Хатч, опережавший его на три шага, вдруг остановился. Опустив плечи и вытянув вперед голову, Хатч уставился на что-то перед собой. Люку, стоявшему на двух последних ступенях, было не видно, на что именно. Хатч сглотнул. Потом Люк тоже это увидел. Он смотрел на то, что свело Фила с ума.
– Что? – прошептал он. – Хатч, что?
Хатч покачал головой. Он сморщил лицо, словно был готов расплакаться. Снова покачал головой и вздохнул.
Люк не хотел смотреть, но, тем не менее, почувствовал, что ноги сами несут его наверх.
– Все в порядке? Все в порядке? Все в порядке? – прошептал он, лишь потом осознав, что трижды спросил одно и то же.
Еще одного вида крови он сегодня не вынес бы.
– Что-то здесь не то, – сказал Хатч каким-то детским голосом. Люк уставился на профиль Хатча. Преодолев последнюю ступеньку, он встал рядом с другом и развернулся всем телом к комнате. И увидел то, на что были направлены их фонарики.
Оно то выступало из тени, то снова исчезало в ней.
В дальнем конце чердака, между двумя сводами покатой крыши, прямо и совершенно неподвижно сидел силуэт. Тесное пространство вокруг него было заполнено тьмой, но слабого света фонариков хватало, чтобы различить пыль и серебристую паутину на старой черной шкуре. Его отблеск отражался в клочках волос, отсыревших от капавшей с кровельных балок дождевой воды.
Один луч упал на то место, из которого выступала фигура. В мутном песочно-желтом свете проявилась небольшая деревянная коробка размером с детскую колыбель. Она походила на сколоченный из дерева гроб, то ли потемневший от времени, то ли выкрашенный в черный цвет.
Другой фонарик, тот, что был у Люка, высветил рога, росшие над двумя темнеющими пустыми глазницами. Кость была коричневатого цвета, длинная и толстая.
Из туловища торчали две тонкие задние ноги, согнутые в коленях и заканчивающиеся копытами. Казалось, что рогатая тварь уперлась копытами в стенки гроба перед тем, как выбраться наружу.
Черные губы растянулись в злобной гримасе, обнажив длинные желтые зубы. Вся область ниже ноздрей казалась странным образом влажной. Грудь
