– Ты с самого Лондона меня достаешь. Думаешь, приятно терпеть твои шуточки?
– Ох ты, бедняга, мать твою.
– Зачем ты опять меня унижаешь? Зачем?
– Завязывай, Люк, – сказал Хатч устало.
– Почему? Почему для вас всегда утомительно слушать меня? Я что, говорю что-то неуместное или глупое?
– Может, и так, – сказал Дом.
Люк проигнорировал комментарий, зная, что Дом пытается отыграться на нем за унижение, испытанное во время драки.
– Поверить не могу, что раньше мы были друзьями.
Дом не утихал.
– Мы больше не друзья, так что не напрягайся.
Внезапно у Люка исчезло всякое сожаление о нанесенных Дому побоях.
– Какого черта я делаю здесь, с вами? Эта мысль не покидала меня с того момента, как вы все появились у меня в квартире.
Дом приподнялся на локте, и Люк увидел его напряженное лицо в темном проходе палатки.
– Может, ты должен был уже тогда что-то сказать и избавить нас от своего общества на эти дни.
Люк громко рассмеялся.
– Забудь, что произошло утром. Кстати, сейчас я чувствую, что был прав. Просто забудь об этом на какое-то время и скажи. Скажи, какие у тебя ко мне претензии? Давай, выкладывай.
– Люк! – окрикнул его Хатч.
– Нет уж, позволь. – Люк снова перевел взгляд на Дома и медленно произнес:
– Что я такого сделал? Скажи мне. Ты постоянно меня доканываешь. Что бы я ни сказал, ты все отрицаешь. У меня нет права на свое мнение. Что бы я ни сказал, у вас с Филом на все есть саркастический комментарий. Или переглядываетесь с гнусными ухмылочками. Почему? Я из кожи вон лезу, но что бы ни делал, получаю взамен лишь неуважение. Будто я совершил какую-то непоправимую ошибку. Да, именно так. Неуважение. Но будь я проклят, если знаю, из-за чего заслужил это. Но я хочу это знать. Объясните мне.
Никто не проронил ни слова.
– Времена изменились, Люк. Мы все ушли вперед, – сказал Хатч.
– Что это значит? Только честно.
– Мы стали другими. Люди отдаляются друг от друга. Со временем. И в этом нет ничего плохого.
– Плохо приглашать кого-то в поход, а потом, отстранившись от него, смешивать с дерьмом. Даже когда все хреново, вы продолжаете так поступать.
– Ты зашел слишком далеко, – сказал Фил.
– Если мы тебя чем-то обидели, прости, – сказал Хатч. – Как нам сейчас с этим быть?
– Ты тут ни при чем. Ты ни в чем не виноват, Хатч. Я говорю не о тебе, а о той парочке.
Дом покачал головой.
– А ты никогда не думал, что некоторые твои слова могут нас бесить?
Люк поднял вверх руки.
– Какие, например?
Дом высунулся из палатки.
– Думаешь, кто ты есть на самом деле? Может, напомнишь нам, какой ты «вольный казак». Ни семьи, ни жены. Не веришь в моногамию. Не позволяешь никому орать на себя на работе. Не хочешь становиться заложником ответственности. Тебе уже тридцать шесть, дружище. Ты работаешь в лавке. Ты продавец. Тебе не восемнадцать лет. Но ты не изменился, и тебя сложно воспринимать всерьез. Потому что тебя до сих пор радует, что Lynyrd Skynyrd выпустили новый альбом.
Фил и Хатч захихикали.
Люк окинул взглядом всех троих, запрокинул голову и саркастически рассмеялся.
– Так вот оно что.
– Думаешь, твоя философия производит впечатление на людей, у которых в жизни есть хоть какая-то ответственность? Тогда, в Стокгольме, ты сказал, что сделал другой выбор. Какой выбор? Что ты сделал за свою жизнь? Честно? Чем можешь похвастаться?
Люк наклонился вперед и начал говорить повышенным тоном, пока не одумался и не понизил его.
– Это не соревнование. Мне не нужно то, что есть у вас. Честно, не нужно. А раз я не ведусь на это, вы пытаетесь выставить меня неудачником. Совершенно верно, я усложнил себе жизнь музыкальной лавкой, которая пошла кверху жопой. Переездом в Лондон. Но я – не бесцельный неудачник. Я
