Люк посмотрел, как палатка шатается, пока Хатч готовится ко сну. Увидел, как ярко-желтое пятно от луча фонарика пробежало по стенке палатки, словно светящийся глаз в иллюминаторе подводного аппарата в черном море окружающего леса.
Люк сел под навес палатки, слушая хриплое дыхание Фила и храп Дома. Через несколько минут после того, как фонарик Хатча погас, тот уже свистел носом, провалившись в глубокий сон.
Люк вытащил сигаретную пачку. Лицо и тело буквально горели от усталости. Голова была неестественно тяжелой, но работала хорошо. По крайней мере, здесь он мог курить.
Он зажег сигарету. Курил медленно, мысленно спрашивая себя, как могло случиться, что о них забыли?
Докурив, он протер глаза и забрался в палатку, где спал Фил.
Луна, большая и яркая. Разве она может подходить так близко к Земле, пересекая ночное небо от горизонта до горизонта?
Серебристый свет морозит верхушки уходящих в бесконечность деревьев. Ближе к земле, где лунный свет смешивается с холодом, воздух голубовато- белый и газообразный. А лес напоминает колючий контур армейских рядов, замерших в жутком марше. С копьями, штандартами и огромными бронированными панцирями, выступающими из темной массы. Но в этом месте лес расступается. Будто чего-то сторонится. Толстые стволы древних деревьев и хлесткие стены папоротника тревожно отступают от края поляны, посреди которой стоят провисшие, выцветшие, запятнанные палатки. Ничто, кроме высоких сорняков и травы, не смеет нарушить границы лагеря.
А что это висит на деревьях? Что-то трепещет на ветру, натянувшись вдоль черной опушки леса, как стираное белье, сорванное ветром с веревки и застрявшее в ветвях. Возможно, рваные рубахи, выброшенные хозяином. В количестве трех штук, а под ними – три пары потрепанных кальсон. И все в пятнах ржавчины.
Это кожа. Содранная с мертвых тел. Вымпелами развешанная на деревьях вокруг места, где ты искал убежище.
И теперь что-то движется там, в туманной тьме за деревьями. Что-то невидимое, с хрустом ломающее ветки.
Меряя шагами окаймленную сорняками поляну, вскоре оно начинает заявлять о себе повизгиванием, иногда срывающимся на лай, взмывающий в ледяную чистоту иссиня-черного неба. Крик, который это место знало задолго до того, как ты очутился здесь, дрожащий и одинокий.
Оно пытается тебе что-то сказать.
Дает тебе знать, что ты можешь ждать его здесь и смотреть, как оно бросится на тебя из-за деревьев, либо попытаться бежать на своих онемевших ногах. Беги отсюда сквозь прутья и силки запущенного леса. В это вздымающееся войско, которое не даст тебе легко пройти сквозь свои ряды.
Похоже, оно большого роста, потому что ветви, растущие высоко над землей, начинают качаться перед тобой. Некоторые, сгибаясь, со свистом возвращаются на прежнее место, где с трепетом замирают. И сквозь серебристые листья доносится низкий гортанный рык, похожий на чей-то голос. Но что он говорит, ты не в силах разобрать. Наполненный собачьим поскуливанием, бычьим кашлем и шакальими криками. Его дыхание окутывает листву туманом, и ты видишь, как нечто длинное и черное быстро движется меж кустов и стволов деревьев.
Опускаясь к земле все ниже, оно готовится предстать перед тобой.
Потом воздух наполняется криками. Но не здешний холодный воздух, осознает Люк, а воздух снаружи его кошмара, где происходит нечто худшее.
Во сне Люку показалось, что крики доносятся издали. Он лежал, окутанный чьим-то ужасом, уставившись в темный потолок палатки, которую делил с Филом.
Он еще не отошел от глубокой амнезии, из которой его выдернули, поэтому первой мыслью его было лежать неподвижно и ждать, когда крики смолкнут. Но истерические, безумные крики не прекращались. Ужасные крики до смерти напуганного человека наполнили воздух бурлением, в котором не могла родиться ясная и способная быть услышанной мысль.
Очнувшись в холодной тьме, Люк понял, с ужасом и внезапным облегчением одновременно, что шум доносится из соседней палатки. Кричал Дом.
Провисшая ткань потолка колыхалась из-за суматохи в соседней палатке, откуда доносились крики. Ему показалось, что кого-то с силой выдернули из спальника под хруст рвущейся в клочья материи и треск ломающихся кустов.
Люк быстро сел и нащупал замок молнии на своем спальном мешке. Пошарил в темноте, пытаясь найти фонарик, но безрезультатно. К тому моменту, как он, забыв про фонарик, старался достать дрожащими пальцами швейцарский нож из переднего кармана промокших брюк, рядом уже сидел Фил.
– Что это? Что это? Что это? – в шоке повторял Фил, но по его тону чувствовалось, что он ждал подобного и теперь лишь хочет знать подробности.
Затем их движения и слова стихли, как и вопли Дома. Все замерло в молчании от внезапного рева, изданного Хатчем. В этом коротком крике было столько боли, что услышавших его затошнило. За ним последовал какой-то детский всхлип, и все смолкло.
Что-то крупное с шумом прокладывало себе путь сквозь деревья, прочь от лагеря. Устремлялось в лес, отбрасывая в стороны и ломая в щепки все древесные преграды. Прежняя тишина возвращалась, нарушаемая лишь тихим стуком дождя по листьям и ткани наполовину рухнувших палаток. Потом в этот вакуум прорвались крики странных птиц и животных, словно эти существа тоже были напуганы шумом в лагере и нервно взывали из темноты к выжившим, погребенным под развалинами.
Фил щелкнул фонариком. Из его рюкзака свисали цветные кишки одежды. У провисшего входа в палатку валялись две сырые водонепроницаемые
