измученное и грязное тело.
От пульсирующей в глубине черепа боли и постоянных позывов тошноты Люк вдруг с ужасом вспомнил, что ему нужно сделать рентген.
– Больница. Доктор. Моя голова. – Они продолжали смотреть на него без эмоций. – Мне нужна помощь. Пожалуйста.
Юноша с маской козла дерзко выпятил подбородок и со скорбной гримасой на лице произнес:
– Скоро.
Потом он развернулся, наклонил голову и с шумом вышел в крошечную дверь. Ростом он был почти семь футов, и, по сравнению с комнатой, выглядел гротескно. Из-под слишком узких и коротких брюк поблескивали стальные щитки байкерских ботинок. Толстые каблуки были утыканы то ли заклепками, то ли небольшими гвоздями.
Девушка-заяц вдруг пронзительно закричала и высунула красный язык, нелепо смотревшийся между лакрично-черными губами. Люк даже отпрянул. Потом, стуча толстыми грязными ногами, бросилась за гигантом и с трудом протиснулась в дверной проем.
Люк посмотрел на оставшегося юношу. Один, он имел еще более глупый вид в своей ужасной ночной рубашке, с узким, вымазанным клоунской краской лицом.
– Мои друзья, – взмолился Люк. – Они погибли. Их убили. Вы должны позвонить в полицию. Немедленно. Слышите?
Склонив голову набок, юноша скривил лицо в комичную гримасу. Затем, подражая более высокому товарищу, насмешливо произнес низким голосом:
– Вы должны понимать, что здесь нет полиции. Нет врачей. Ничего такого нет на многие километры вокруг. Радуйтесь, что живы. Вы – счастливчик, мой друг. У нас нет телефона. Но кое-кто ушел за помощью, и она скоро прибудет.
Люк в недоумении таращился из своего смердящего ящика.
– Я не…
Фигура в ночной рубашке выпятила грудь вперед.
– С вами все будет хорошо. Успокойтесь.
Потом юноша развернулся, подхватил CD-плеер и вышел за своими товарищами.
Вслед за глухим щелчком тяжелого ключа в старом железном замке раздался тяжелый топот трех пар ног по какому-то полому деревянному пространству или находящемуся за стеной коридору. Еще долгое время после их ухода Люк в немом шоке смотрел на запертую дверь.
Щелчок большого ключа в старом дверном замке вывел Люка из прострации.
Он вскочил слишком быстро и упал на шкаф. Деревянная кружка стукнула об пол, кувшин покачнулся, расплескав остатки содержимого по поверхности шкафа. Отпирающий дверь заторопился.
Прежде чем Люк успел выпрямиться, он заметил маленькую пожилую женщину в длинном платье, быстро устремившуюся к нему. Из-под длинного черного платья, скрывавшего тело до самого морщинистого подбородка, раздавался громкий стук маленьких ног. Этот стук болью отозвался в его голове.
Легким прикосновением маленьких ручек она вернула его в постель. Он сел, жмурясь от вибрирующих волн боли, накатывавших из середины головы и разбивавшихся о тыльную сторону его глаз. Показалось, что его вот-вот стошнит. Перед глазами все распалось на серебристые точки, шея онемела. Его вырвало. Сильный спазм в животе вызвал струю грязной жидкости изо рта. Пожилая женщина что-то пробормотала по-шведски.
Самыми отдаленными уголками отравленных желчью чувств он определил присутствие в комнате еще одной фигуры. Когда она заговорила на языке, больше напомнившем Люку норвежский, чем шведский, он узнал голос юноши, на котором раньше была маска барана.
Тошнота отступила, и стены комнаты замерли на месте. Люк снова посмотрел на старуху. Ее лицо ничего не выражало, только маленькие черные глазки поблескивали из глазниц, таких старых, что кожа в них напоминала скорлупу грецкого ореха. Что-то было в этих глазах странное и сильное, отчего он не мог в них долго смотреть.
Ее губы были втянуты в рот. Нижняя челюсть испещрена глубокими морщинами и покрыта волосами. Яркие белые волосы на крошечной головке были очень густые, но короткие. И, похоже, она подстригала себя сама, с помощью ножа и вилки.
От ее вида ему захотелось расхохотаться, но странность женщины вызвала давящее чувство тревоги. Ее кожа была серой и местами желтоватой, как у заядлого курильщика. Ростом она была не больше четырех футов и издали напоминала ребенка в своем закрытом, похожем на домотканое платье. Еще одна деталь усилила дискомфорт: поверх черного платья на ней был надет длинный, до пола фартук, некогда белый, а теперь покрытый какими-то бурыми разводами.
– Я не подойду к тебе, если будешь блевать, – ухмыляясь, сказал юноша из-за спины старухи. Детское кружевное платье исчезло с его тощего тела. Вместо него на нем была футболка, украшенная логотипом группы «Горгорот» и фотографией музыкантов, чьи лица были обезображены черным, белым и красным гримом. Потрескавшаяся белая краска на лице юноши заканчивалась под подбородком. Горло было чистым, но все равно очень бледным и худым, а выпирающий кадык делал его особенно угловатым. В женственных руках он держал поднос.
– Никто из нас не умеет готовить. Мы только жжем воду! А вот она умеет. Так что если хочешь, тушенка будет хоть каждый день.
