пахнущий сыростью, дождем и землей.
Вокруг Люка материализовалась тесная коричневатая прихожая. Из нее вела дверь на темную кухню, где он увидел черную железную печь и дымоход. Старый деревянный стол, обшитый по бокам досками, стулья с закругленными ножками, облезлые шкафы.
В другом дверном проеме, справа, мелькнула более просторная гостиная. Стены, темные от древней древесины, хаотично завешанные оленьими рогами, черепами и другими почерневшими штуковинами. Потом Фенрис снова подтолкнул его, и Люк вышел через открытую входную дверь на покосившееся деревянное крыльцо.
Трава почернела от останков ночного костра. Он почувствовал запах дыма и мокрой золы.
Слева от него, на крыльце, стояла старуха. Внезапное появление этого маленького тельца в длинном пыльном черном платье заставило его вздрогнуть. На сморщенном, ничего не выражающем лице мерцали крошечные глазки. Клочья коротких белых волос походили на дымку в зловещем свете дня. Она просто смотрела на него. Молодежь не обращала на нее никакого внимания.
Люк отшатнулся от Фенриса и заковылял вслед за Локи.
В отчаянии оглянулся вокруг.
– Дом! Дружище! Дом! – Ему отчаянно хотелось увидеть друга, понять, что это за жилище, где его держат взаперти, осмотреть территорию. Но он лишь растерянно брел по травяному участку перед крыльцом. А потом что-то попалось ему на глаза – вверху, прямо перед ним, застрявшее в деревьях, словно обмякшее тело несчастного парашютиста.
Люк отвел глаза и ахнул. Потом резко повернул голову и посмотрел на истерзанную фигуру, висящую на деревьях напротив входной двери, как раз под его оконцем. Красновато-желтый цвет сырого мяса на месте глазниц и ярко-белый цвет кости дисгармонировал с фоном темной седой зелени.
– Мы призвали его нашей музыкой! Смотри! – закричал Фенрис откуда-то сзади.
Люк упал на колени. Посмотрел на траву и свои связанные руки. Снова поднял глаза.
Мертвенный свет проникал сквозь ветви деревьев. Испещренное тенями лицо Дома было совершенно неподвижным. Белое, как свечной воск, с испачканным темной кровью ртом, оно казалось странно невыразительным, словно он был безразличен к обстоятельствам собственной смерти.
Как у пьяного, обнимающего за плечи поддерживающих его друзей, бледные руки Дома были вытянуты и зажаты между двух ветвей примерно в восьми футах над землей. Тело и ноги висели в воздухе. Грудная клетка выпотрошена. Проблеск все еще влажного позвоночника был страшнее кровавой бороды вокруг разинутого рта. Кожа от пояса до бедер содрана. Словно кусок мяса в витрине мясника.
Перед глазами Люка все поплыло, стало иллюзорным, а потом и вовсе рассеялось. Он упал на бок и оглянулся на жилище. Увидел его впервые. Это было деревянное, почерневшее от времени строение. Остроконечная темная крыша. Маленькие окна.
Две пары ботинок на толстой подошве, с носа до пят покрытые серебристыми заклепками, приблизились и встали у него перед глазами.
– Хватит. Хватит, – сказал Люк, хотя не был уверен, к кому обращается. – Нет Дома. Нет моего друга. Больше нет.
– Мы призвали его, и оно пришло. Наша музыка вызывает магию, – возбужденно воскликнул Фенрис. Когда эти слова наконец сложились для Люка в предложение, их смысл сбил его с толку. Он понял, что ничего не чувствует. Совсем ничего, будто каждый нерв был вырван из тела, как провод из полости стены. Поняв, что Фенрис говорит не о Доме, а существе, которое принесло сюда его останки, он закрыл глаза.
– Это самое отдаленное место в Скандинавии, Люк. – Сейчас с ним разговаривал Локи. – Где еще можно найти очень старые вещи, мой друг? Здесь другие правила. Другие энергии, понимаешь?
Люк продолжал смотреть на дом, лежа в траве в грязном нижнем белье, с запястьями, связанными пластмассовым хомутом из строительного магазина.
Рядом раздался голос Фенриса:
– Здесь они поддерживали ему жизнь. Не давали исчезнуть.
Потом снова заговорил Локи, глубоким, смягченным голосом, точно успокаивал напуганного ребенка:
– Нечто пробивается к поверхности мира, Люк. В нас тоже. Нечто страшное. Разрушительное. Я чувствую его и в тебе. Оно заманило тебя, да? И твоих друзей. Нас тоже. Мне жаль, но иногда невинные приносятся в жертву.
Фенрис тараторил, задыхаясь от радости:
– Думаешь, как они жили здесь? Жили так долго? Никто их не трогал. Живут, как им нравится. Это старейший лес в Европе. Он находится под защитой. Вот почему все это по-прежнему существует.
Голос Локи оставался бесстрастным. Его абсолютно не трогала смерть отца, мужа, друга, висящего на дереве.
– Это земля наших предков. Здесь по-прежнему живет Один. Ты должен проснуться и смириться с волей того, кто гораздо старше и сильнее, чем ты, Люк. Вот и все.
Потом он впервые услышал голос старухи.
– Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas.
Локи и Фенрис замолчали и повернулись к ней. Люк посмотрел на ее морщинистое, ничего не выражающее лицо. В безгубом рту виднелось несколько
