«Здравствуй», – шепчу я себе.
Но я себя не слышу…
– Ты вспомнил?! Ты узнал?
Видение исчезло.
– Кто убийца?
Я смотрю на руку. Рука дрожит. Во мне нет ненависти к Ленке, ведь, по сути, она такая же, как я: растерянная, несчастная и очень-очень злая. В ней есть сила, но не столько, чтобы простить. Рука дрожит. Мне снова горько. Я стою на перепутье, там, где у меня есть возможность остаться собой. Я понимаю, что Лена, которую здесь зовут Порчей, с радостью закончит дело и мне не придется вымаливать прощение у Ольги. Я приду на Преображенское кладбище, и принцесса улыбнется.
Она добрая – моя душа.
Моя мертвая душа.
Мертвая.
Я заставляю себя вспомнить белый гроб посреди черного двора. И родителей моей принцессы, черных от горя, постаревших, позабывших, что значит радость.
Я вспоминаю. Горечь уходит.
Рука перестает дрожать.
Я поворачиваюсь, долго смотрю на Порчу и ровным голосом говорю:
– Я вспомнил, что ты сделала.
Она отшатнулась, но не испугалась – отшатнулась, чтобы выиграть расстояние для отражения атаки, а когда поняла, что бить не буду, пожала плечами:
– Ты сам принял решение.
– Я не верил, что это возможно.
– И тем не менее решил сделать. – Она рассмеялась. У нее заразительный смех, но то, что она говорит, – пугает. Она – Порча. Нет сомнений. – Ты сожалеешь?
На этот вопрос я знал ответ. Увы.
– Нет, я не сожалею.
– Значит, мы поступили правильно. – Порча смотрит на меня в упор. – Назови убийцу.
– А если откажусь?
– Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не назовешь имя.
Она не шутит. Она очень серьезна. Она много сделала, чтобы узнать имя, и не отступит. Однако мне нужны гарантии.
– Если назову – выйду?
– Далеко собираешься?
– На Преображенское кладбище.
Порча кивнула с таким видом, словно услышала то, что ожидала, и пообещала:
– Если назовешь – выйдешь.
И я называю все: номер дорогого дома на престижной Пречистенке, подъезд, этаж и квартиру. А напоследок – имя:
– Дьяк-меченосец Лаврич.
И вижу, как твердеет лицо Порчи.
– Ты справишься?
Она долго молчит, потом отвечает:
– Постараюсь.
Но уверенности в ее голосе нет.
Я знал, что так будет, но должен был все рассказать, чтобы не затягивать встречу и не драться. Я рассказал все и ушел.
На залитой лунным светом улице меня ждали человек и желтая машина.
Шел дождь.
Нет, не сейчас – тогда шел дождь.
Пошлый антураж, частенько сопровождающий кровь, но я не могу изменить то, что случилось. Я рассказываю, как было, а было так: шел дождь. Очень холодный мартовский дождь, мало чем отличающийся от снега. Только тем, что он лил, а не падал…
Шел дождь.
