– Но ведь это невозможно, да?
С одной стороны – да, невозможно. С другой же – очень хочется верить, что полотно и в самом деле старинное, что некий безумный художник сумел представить Солнечную систему и талантливо изобразил ее на холсте. А после – взошел на костер. Например.
– Что за глупости лезут в голову?
Кирилл усмехнулся и направился в угол, где расположилась третья, и последняя картина. Рама отсутствовала, то был просто холст на треноге, выглядевший так, словно художник только его закончил.
На картине изображался карлик в старинном восточном наряде: тюрбан, шаровары, халат. Не клоун, не факир и не нищий: пальцы унизаны перстнями с крупными драгоценными камнями, а за пояс заткнуты пистолет и богато украшенный кинжал. Карлик явно занимал высокое положение в обществе, скорее всего, был видным военачальником эпохи расцвета Османской империи, но поскольку не обладал величественной внешностью, как женщина с огромного холста, художнику пришлось больше внимания уделить деталям. Он тщательно выписал сад за спиной карлика, фонтан и плещущихся в нем наложниц. По манере исполнения Кирилл понял, что картину писал не автор больших полотен, а в правом нижнем углу увидел подпись: Elle.
Кирилл обошел треножник, намереваясь пройти к камину, но вновь остановился, увидев на обратной стороне холста надпись: «Шаб должен сдохнуть!»
Красной краской или… или кровью.
Написано недавно – Кирилл испачкался, прикоснувшись, – и очень коряво. Почерк неровный, неуклюжий и тонкий, как будто писали… Пером? Зубочисткой?
Или когтем.
Как будто кто-то макал острый коготь в кровь и осторожно, стараясь не повредить картину, выписывал буквы.
– Если это розыгрыш, то чертовски крутой, – пробормотал Кирилл.
«Шаб должен сдохнуть!»
Что это: пожелание, девиз или… Или приказ? Призыв? Мольба? Кто такой Шаб? И почему он должен не просто умереть, а сдохнуть? Что он натворил? Кому нагадил так сильно, что ему желают плохой смерти?
Возможно, когда-то Кирилл все это знал, но теперь проклятое беспамятство выводило его из себя. И немного пугало. Нет, пожалуй, смущало.
«Вдруг я встречу Шаба? Как понять, что он – Шаб и его надо убить? – подумал и замер изумленный: – Это моя мысль? Я готов убить совершенно незнакомого человека?»
Последовала еще одна пауза, во время которой Кирилл слушал свое «глубинное», себя того, который не зависит от памяти. И примерно через минуту пришел к неожиданному для «себя ничего не помнящего» выводу:
«Да, я могу убить».
И это не было рисовкой или самонадеянностью, нет, это кто-то хищный, дремлющий в том самом «глубинном», приоткрыл один глаз, кивнул: «Да», и снова уснул, оставив Кирилла в замешательстве.
Он понял, что преподнесет себе еще не один сюрприз, и продолжил осмотр.
А что еще оставалось?
Два больших дивана, три столика, кресла и стулья у стен… Под одним из столиков валяется пустой коньячный бокал. Пол выложен мрамором, и в одном месте, там, где его не прикрывал ковер, Кирилл увидел две глубокие царапины. И вновь остановился.
Пол выложен мраморными плитами. Поверхность выглядит очень твердой, и трудно представить того, чьи когти оставили на ней столь глубокие следы.
Может, неудачно мебель передвинули?
Нет. Царапины определенно оставлены когтями. Как будто кто-то большой бежал и поскользнулся… Да, именно так: он бежал, поскользнулся, поцарапал пол и еще зацепил стену, оставив на ней глубокую царапину. Вот она, кстати. И на полу, и на стене виднелась каменная пыль, ее не протерли и не растащили, а значит, когтистая тварь бегала.
Что не может радовать…
На полу обрывки ткани, похоже, от дорогого костюма и две карточки. Визитная, с тиснением: «Говард Л. Небраскин», частный детектив, и кредитная, платиновая, на это же имя.
– Интересно, я и есть Говард Л. Небраскин? – спросил себя Кирилл. – Частный детектив? Но честно говоря, я совсем не чувствую себя Небраскиным. То есть я, конечно, могу оказаться частным детективом, но совершенно не вижу себя представляющимся: «Меня зовут Небраскин. Говард Небраскин…» С другой стороны, я ведь ни черта не помню.
Телефонный звонок!
Он прозвучал, будто удар грома.
Здесь есть телефон и он работает! Но где… На стене! Телефон старый, настоящий антиквариат: большая коробка с переговорным раструбом и слуховая
