Эльдар ухмыльнулся, и карие глаза вдруг вспыхнули на свету зеленым, звериным. На всякий случай Лиза взяла в руки кружку, чтобы ударить Эльдара, если он вдруг перекинется в чудовище прямо здесь. Пусть потом ей небо с овчинку покажется – это все равно лучше, чем быть разорванной монстром.
– Я принесу тебе голову Мамонтова, – откликнулся Эльдар. – Вместе с короной.
Томаш пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался от души. Бармен, выглянувший в зал, тотчас же испуганно юркнул назад в укрытие. Отсмеявшись, Томаш залпом осушил кружку, вытер губы и серьезно произнес:
– Все бы тебе шутки шутить, мой дорогой.
Эльдар развернулся на стуле и вытянул ноги в проход. На левом ботинке по-прежнему не было шнурка; Лиза давно это заметила, но до сих пор не спросила, куда он подевался, списав эту деталь на определенную эксцентричность наставника. Но Томаш, увидев ботинок без шнурка, натурально поменялся в лице.
– Ты знаешь, сколько народу уже пробовало… – начал он и осекся. Махнул рукой. – Один такой как раз в Праге жил. Тут, в Жижкове, напротив костела. Мамонтов тогда святого Вацлава с постамента согнал, и бедолагу потом с булыжников оттирали. Надолго науки хватило.
Лизу передернуло. Однако Эльдара злосчастная судьба пражского мага не испугала и, судя по всему, нисколько не впечатлила.
– Видишь ли, Томаш… Мы с Мамонтовым немного родственники, – он сделал паузу, словно не мог подобрать слова. – Короче, я тот, кто может выдрать Кощееву иглу из яйца и утки.
Томаш недоверчиво покачал головой.
– Там ведь еще и заяц был… – задумчиво произнес он и воскликнул: – Слушай, Эльдар! Ты мне искренне симпатичен, я буду жалеть, если ты умрешь. А ты умрешь, это точно, и смерть твоя будет страшной. Я не хочу тебя оттирать с жижковской мостовой.
– Не придется, – сказал Эльдар, и хищный блеск в его глазах стал таять. – Вот увидишь.
В Праге они провели неделю.
Когда Эльдар впоследствии изредка вспоминал эти легкие весенние дни, до краешка наполненные теплом, светом и любовью, то испытывал что-то среднее между благодарностью и неприязнью. Он был признателен Томашу за то, что маг наложил несколько заклятий и позволил Эльдару получить определенное удовольствие от жизни, а неприязнь была связана с тем, что Эльдар терпеть не мог, когда в его душе ковырялись, пусть и из лучших побуждений.
Томаш считал, что делает последний подарок идущему на эшафот, а благотворительности Эльдар тоже не любил.
Но сетка заклинания сорвалась с ладоней чешского мага, и Эльдар почувствовал…
Он смутно помнил, что было после того, как они с Лизой покинули пивницу. Вроде бы потом они доехали на стареньком дребезжащем трамвайчике до центра города, вроде бы гуляли по Вацлавской площади – Прага заключила их в объятия, и теперь в них не было боли, только тепло и радость. Лиза смеялась от счастья, и Эльдар смотрел и понимал, что улыбка идет из самой ее души, наконец-то согревшейся после долгой и темной турьевской зимы. А потом они стояли на Карловом мосту, и Эльдар вдруг обнял Лизу – и она не отстранилась от объятия и ответила на его поцелуй.
Томаш был уверен, что балует Эльдара перед неминуемой смертью от руки Мамонтова. Каким бы ни был человек, которого скоро будут отскребать с булыжников, но он достоин толики счастья напоследок. Отчасти это было так. Оборотень Эльдар, почти не знавший ни любви, ни душевного тепла, в ту пражскую неделю любил, был любим и был искренне счастлив своей любовью.
Заклинание иссякло через неделю, дав им сполна насладиться чистым и свободным чувством, которое не успело приобрести неминуемых оттенков раздражения. После поездки, проснувшись утром в своем доме, Эльдар подумал, что мимолетный весенний роман с Лизой ему просто приснился.
Лиза, которая в ту минуту стояла на кухне в общаге и пила кофе, ненавидела весь мир и хотела умереть.
– Ну и что? – спросила Вера. – Это, по-твоему, повод?
Веру заселили в комнату Лизы после того, как Ануш завалила сессию и перевелась на заочное. Вера была анорексичной, почти двухметровой блондинкой с убойным чувством юмора и здравым смыслом, доведенным практически до абсурда. Лиза не ожидала, что они подружатся, но они подружились. Видимо, Лизе не хватало той спокойной, основательной приземленности, которая позволяет держаться на ногах после того, как начинается землетрясение.
– Я его боюсь, как не знаю, что, – призналась Лиза.
После лекций они с Верой сидели в недавно открывшейся пиццерии и препарировали огромное колесо «Маргариты». У Веры через два часа была тренировка в школе танцев, где она обучалась румбе у настоящего кубинца, у Лизы вечером намечался небольшой заказ, и в целом они никуда не торопились.
– Ну и что? – пожала плечами Вера, прожевав очередной кусок пиццы. – Можно подумать, у него там хвост вместо того самого.
– Лучше бы хвост… – вздохнула Лиза.
Метод «Ну и что?» был любимым Вериным способом решения проблем. Проблеме задавался вопрос «Ну и что?» ровно до тех пор, пока не следовал ответ: «А ничо!». Как правило, ответ сопровождался резкими жестами.
– Меня бы кто в Прагу свозил, – сказала Вера. – По заграницам катаешься, копеечки не потратила, будь благодарной мужику, в конце концов. Что ему
