сорок, дружно хохотали.
Шура привалился к стене. Стеклянные двери были той гранью, которую он не мог пересечь, пусть даже эта грань существовала только в его воображении. Он словно бы превратился в вампира, что не имеет права войти в комнату без приглашения – он сам отказался от этого права, испугавшись того, что привычная жизнь чересчур быстро слетела с накатанной колеи. И теперь Лиза лежит на койке под серым больничным одеялом, а он, Шура, не будет с нею, не прочитает ей книжку. Ваня вскинул голову и посмотрел, как показалось Шуре, чуть ли не ему в глаза, а потом, закрыв книжку, что-то тихо сказал Лизе и почти выбежал в коридор.
– Дылда, сукин сын, – прошипел Воробушек, схватив Шуру за рукав и натурально оттащив от палаты метра на три по коридору. – Ты какого черта приперся? Тебе чего надо, паскудина ты долговязая?
– Не ори, – мрачно посоветовал Шура. – Как она?
Ваня выпустил его рукав, а потом нашарил в кармане смятую сигаретную пачку и буркнул:
– Пошли выйдем.
На больничном крыльце он закурил и сказал:
– Плохо она. Совсем плохо, – Воробушек затягивался нервно и глубоко, по-женски; Шура заметил, что его пальцы дрожат. – Гамрян меня спрашивал, кто бы это мог быть, а что я знаю?
– Он и меня спрашивал, – вздохнул Шура.
– Вот ты, кстати, можешь быть в курсе, – Ваня сломал-таки сигарету и полез за новой. – Она с тобой ближе общалась.
– А с тобой она работала, – вставил Шура.
Ваня кивнул, не собираясь отрицать очевидное.
– Однако меня она не любила.
Шуру во всем этом что-то настораживало. Ваня слишком изменился – оставаясь прежним, слегка диким и вспыльчивым пареньком в вечном подростковом возрасте, он приобрел какую-то внутреннюю уверенность и жесткость, которая не лезла в глаза, но которую Шура ощущал очень четко.
– Расскажи, что вообще произошло, – попросил Шура. – А то Гамрян что-то нес про какие-то иголки. Ничего не понимаю.
Ваня презрительно фыркнул: мол, чего от тебя ждать, однако же снизошел до объяснения.
– Иголка – это такая мерзость для дистанционного убийства. Ее бросают, и человек в течение нескольких дней умирает. От естественных причин.
– Ну и вытащить ее, – предложил Шура. Ваня приподнялся на цыпочках и постучал ему кулаком по лбу.
– О ты, блин, умный. Надо думать, Гамрян уже все вытащил. Но последствия-то остаются, неважно вообще, есть иголка в теле или нет. И поэтому у Лизы на самом деле проблемы. У тебя, кстати, тоже.
– Ты чего несешь, Воробей? – нахмурился Шура.
– А чем докажешь, что это сделал не ты? – съязвил Ваня. – На иголке не написано, кто ее автор. А ты как-то очень вовремя от всего отстранился.
– Сейчас в зубы дам, – не вытерпел Шура. Подозрения какого-то Вани Крамера были для него совершенно невыносимы.
– Вот-вот, – хмыкнул Ваня. – Это тоже чего-то подтверждает.
– Сам же мне записку написал, чтобы я уходил.
Ваня индиффирентно дернул плечом.
– Ну и что? Я же не знал, что такое случится.
– Гады вы, – сказал Шура. – Что врач говорит?
Ваня выкинул окурок в урну и сплюнул на траву, свесившись через перила.
– Такая молодая, а уже инсульт, чего он еще скажет?
– Я к ней зайду, – сказал Шура, на что Ваня скрутил ему шиш и сунул под нос.
– А вот это хрен тебе. Ей волноваться нельзя.
– То есть не пустишь?
– Не пущу.
Шура удивился вторично: истеричный подросток исчез бесследно, сейчас перед ним стоял хмурый молодой человек, прямая иллюстрация к выражению «только через мой труп» – и было ясно, что он действительно костьми ляжет, но Шуру к Лизе не пустит. Рыцарь, защищающий слабых и несчастных от дракона.
– Ладно, – сказал Шура. – Привет передавай.
– Непременно, – ухмыльнулся Ваня. – Иди давай… дылда.
Шура взглянул на него: маленький, тощий и неприметный, с торчащими ушами и неправильным прикусом, в старенькой футболке и тертых джинсах. Что же в нем такое было, что Лиза доверяла ему и вернула к себе, прогнав однажды? Ведь не глупый же шантаж с попыткой самоубийства. Шура вздохнул.
– Пока.
