В наступившей тишине отчётливо слышался хруст бетонной крошки под ногами малышей. Они шумно дышали и топтались на месте.
Раздались быстрые шаги. В зал вошёл Драгин. За ним след в след шагала Настя: приклад автомата прижат к плечу, один глаз сощурен, второй зорко выискивает цель. Она быстро повела стволом по местам возможного скопления противника, убедилась, что всё чисто, и лишь после этого опустила оружие – ну точно спецназовец в юбке. Хотя насчёт одежды – это я загнул. В комбинезоне она была, конечно.
Теперь, когда пулемёты не представляли угрозы, можно было и осмотреться. Зал был достаточно большой: метров сто в длину, около тридцати в ширину и столько же в высоту. С бетонного потолка на чёрных змеях электрических кабелей свисали матовые плафоны из пуленепробиваемого стекла. К такому выводу меня подтолкнули дырки от свинцовых пилюль в потолке и наполовину перебитый кабель одного из светильников. Здесь пули недавно роились пчёлами, а плафоны остались целёхоньки. Ясен пень, будь они из обычных материалов, валялись бы грудой осколков на полу.
В самом конце зала к потолку широким зигзагом поднималась металлическая лестница. Она трижды меняла направление. На огороженных трубчатыми перилами площадках тускло поблёскивали золотистыми боками стреляные гильзы, суставчатыми пальцами торчали чёрные палки растопыренных треног. Нам предстояло подняться по узким ступенькам, открыть потолочный люк и выбраться на территорию четвёртого энергоблока.
Малыши первыми потопали к лестнице. Драгин хотел их остановить и отправить в конец колонны, но Настя сказала, что, мол, пусть они идут впереди. Тогда он велел девушке встать за ним, а мне приказал прикрывать тылы: мало ли кто надумает напасть сзади. Конечно, вероятность такого развития событий была ничтожно мала, но пренебрегать мерами безопасности не стоило.
Драгин как в воду глядел. Карлики только взобрались на вторую площадку, он с Настей ещё стоял на лестничном пролёте, а я топтался на первой платформе, как в глубине зала что-то зашипело. Раздался негромкий хлопок, и в воздухе появился серебристый овал. Несколько секунд он вибрировал, потом по нему поплыли радужные разводы, и вдруг из него выскочил человек в чёрном комбинезоне с «грозой» в руках. За ним в зал вывалилось ещё четверо «монументовцев».
Я резко присел и сразу открыл по ним огонь. Сверху затрещал «калаш» Драгина, тихо защёлкал автомат Настёны. Как бы ни были хороши комбезы фанатиков, они не смогли сдержать натиск свинцового роя. Пули буквально вспороли защиту двоих чёрных. «Монументовцы» упали замертво. Третий, с перебитыми ногами и простреленным животом, повалился на пол. Этот боец так громко кричал, что его вопли заглушали треск автоматов.
Уцелевшие бойцы «Монумента» бросились в стороны. Петляя как зайцы, они огрызались огнём. Пули жужжали над моей головой, щёлкали по металлу лестницы, выбивали крошки из бетонной стены.
Но численный перевес был на нашей стороне. Вскоре один из фанатиков захлебнулся собственной кровью: пуля пробила ему горло. Второго завалили мальцы. Карлики швырнули в него пулемёт. Оружие огромным копьём просвистело в воздухе, с силой ударило сталкера в грудь. Того отбросило, как куклу. Ребристый ствол пронзил человека насквозь и пришпилил к стене. Фанатик ещё несколько секунд дёргался в конвульсиях, пока Драгин не прекратил его мучения метким выстрелом в голову.
Видя, как мы разобрались с его подельниками, раненый перестал орать – видимо, не горел желанием отправиться следом за ними. Мы с Драгиным переглянулись. За просто так убивать бойца «Монумента» не хотелось, но и оставлять его без присмотра тоже было нельзя: вдруг ему приспичит погеройствовать – они же там, в своей секте, все чокнутые. Сошлись на том, что я буду за ним присматривать, пока малышня и майор с Настюхой выбираются из зала, а когда придёт моя очередь выйти наружу, мне и решать, что с раненым делать: в живых оставить или «загасить» из сострадания – с такими ранами ему долго не протянуть.
Всё это было сказано без слов, жестами. Как-то нам с Драгиным не улыбалось обсуждать такие вопросы при девушке. «Ещё решит, что мы жадные до крови маньяки, а мы ведь на самом-то деле парни безобидные, – подумал я. – Без повода мухи не обидим, но уж если кто встанет у нас на пути и будет сильно досаждать, тогда уж извиняйте, господа, сами напросились. Вас никто не заставлял идти против нас и, тем более, пакости всякие делать да подлянки устраивать».
Карлики первыми заметили подвох: лестница упиралась в наглухо заваренный стальной люк. Снизу сварных швов было не видно, вот мы и попались на удочку. Оставалось или воспользоваться порталом «монументовцев», или пробираться по земле к Саркофагу.
Дробно стуча каблуками по ступенькам, мы быстро спустились по лестнице, но едва подбежали к подрагивающему серебристому «зеркалу», как оно потемнело и стало быстро уменьшаться в размерах. Через мгновение от портала ничего не осталось. Только лёгкий запах озона в воздухе напоминал, что здесь когда-то был выход в другое помещение станции.
Впрочем, я не уверен, что озоном пахло на самом деле. Лица-то наши прятались под масками противогазов, так что, думаю, это просто был плод моего воображения. Возможно, воздух и не пах ничем вовсе, а может, серой вонял так, что хоть святых выноси. Снимать «намордник» и определять, чем пахло на самом деле, я не собирался.
Фанатик был ещё жив, хоть и сильно побледнел от потери крови. Он тяжело дышал, сорванный бледной рукой противогаз валялся в сантиметре от края багряной лужи.
Драгин навёл на него автомат:
– Как отсюда открыть портал? Говори!
– Он знает… вам… не уйти, – задыхаясь, прохрипел раненый.
