«У меня ты бы лучше жила, – так сказал Миндовг, а еще сказал: – Женой моей будешь – захоти только». Вот ведь гад! Это при живом-то муже. Еще и посмеивался, и, уезжая, велел Довмонту, ежели вдруг кто из князей к нему в гости заглянет, так докладывать обо всех разговорах. В стукачи вербовал! Неприятное чувство осталось у кунигаса после визита великого князя. Липкое какое-то, мерзкое. Словно бы в помои с головой окунули.
– В замке все спокойно, князь, – подойдя к Даумантасу, доложил верный Любарт. Он только что вернулся из разведки. Посланные нальшанским правителем воины в течение двух суток, схоронившись в лесу, вели пристальное наблюдение за подступами к орденскому замку, недавно выстроенному на самой границе ливонских и жемайтских земель.
Да, Довмонт со своей верной дружиною опять «теребил» немцев, это было его обязательство перед Миндовгом… и перед Тройнатом, кстати, тоже. В отношениях к ордену и Миндовг, и Тройнат были едины.
– Хорошо, что спокойно, – тряхнув головой, князь прогнал терзавшие его мысли. – Сколько там воинов, удалось выяснить?
– Девять рыцарей. В их числе – каштелян и комтур. И около трех десятков кнехтов – всякий сброд, – сняв шапку, Любарт пригладил растрепанные волосы цвета воронова крыла и продолжил: – Это мы знаем со слов местного крестьянина. Он частенько возит в замок оброк.
– Крестьянина?! – вздрогнул Довмонт. – Он же разболтает о вас всем!
Воин хмуро усмехнулся:
– Не разболтает. Не сможет. Мертвые – не говорят.
– Его будут искать… Надеюсь, вы надежно спрятали тело? – это говорил не Игорь – Довмонт. Князь сидел на старом пне, возле устроенного специально для него шалаша, на небольшой полянке близ невероятной красоты озера – маленького, лесного.
– Бросили в трясину. Лошадь с телегой забрали себе.
– Хорошо, – снова кивнул кунигас. – И где же самые зажиточные усадьбы?
Любарт хищно прищурился:
– Как и всегда – недалеко от замка. Мы возьмем там хорошую добычу, мой князь!
– Дело не в добыче, – хмурясь, напомнил Довмонт. – Впрочем, и она не помешает. Ты сказал – недалеко от замка. Насколько недалеко?
– Усадьбы переселенцев – таких две – совсем рядом. Их видно с башен. Еще есть четыре деревни ливов. Тоже не бедные. И меньше риска.
– Немцы! Только немцы! – князь поднялся на ноги. – Говоришь, две усадьбы?
– Да, мой вождь! Две. По разным сторонам от замка.
– По разным сторонам? Это плохо. Но в то же время и хорошо.
Ранним утром литовцы уже окружали усадьбы, подобравшись к ним еще до рассвета, едва только начинало брезжить. Молодой кунигас разделил дружину на три отряда. Два – по дюжине воинов в каждом – отправились к усадьбам, каждый со своей стороны. Еще один – полдюжины – князь оставил в засаде, прикрывать. Им командовал Альгирдас. Что касаемо усадеб, то один отряд возглавил сам князь, второй же поручил Любарту, выбрав самых ловких воинов и самых быстрых коней. Любарт и отправился к дальней усадьбе, остальным воинам лишь оставалось ждать.
Тяжелые трофейные панцири и пластинчатые доспехи в набег не брали. Как и глухие шлемы, и длинные копья. Лишь короткие рогатины, метательные сулицы, легкие кольчуги, доходившие лишь до середины бедер. Открытые шлемы, круглые и конические. Князь тоже выбрал такой – с золоченым полузабралом и кольчужной сеткою-бармицей. Литовские воины вовсе не собирались устраивать турнир.
В те времена еще не было лат, покрывавших все тело рыцаря сплошным закаленным железом. Были все те же кольчуги, только длинные, или доспехи из нашитых на матерчатую основу железных пластинок. Кольчуги нередко усилялись стальными пластинами и нагрудниками, плюс сверху накидка или распашной плащ. Такой доспех не очень-то пробьешь стрелой, пущенной из легкого лука. Да и сулица вряд ли его возьмет. Как и шлем в виде ведра или кадки! Сплошной, без забрала, лишь с прорезями для глаз, такой надевался поверх кольчужного капюшона лишь перед самой битвой, иначе рыцарю нечем было бы дышать.
– Используйте шестоперы, дубинки, секиры, – напомнил воинам князь. – Главное, стянуть или выбить рыцаря из седла.
Литовцы скрывались в густых зарослях рябины и вербы, дальше уже начиналось засеянное овсом поле. На краю поля махала крыльями мельница, за ней располагались сараи для молотьбы и хранения зерна – овины, пилевни, рига. Дальше уже виднелся добротный хозяйский дом. Фахтверковой постройки, тщательно выбеленный, в два этажа, словно перенесенный из самой что ни на есть Германии. Откуда-нибудь из Баварского королевства или из Бранденбурга. Там же виднелись и сад с огородом, и убогие хижины арендаторов-ливов. Усадьбу окружала невысокая ограда из аккуратно сложенных камней. Не от врагов, и даже не от хищников, скорее, для скота, чтоб случайно не потравил посевы. Да и зачем строить крепость, когда она уже есть? Совсем рядом, в паре перестрелов от усадьбы угрюмо маячил замок.
Сложенная из кирпичей и камней, схваченных светло-серым раствором, крепость имела внушительный и вполне неприступный вид, возвышаясь над всей округой. Все, как полагается – холм, ров, подъемный мостик, два флага на главной башне. Один – с изображением черного креста на белом фоне – тевтонский, второй – на белом поле два красных меча со звездой – старинный герб меченосцев, ныне – отделения Тевтонского ордена в Ливонии.
Утренняя заря уже залила полнеба, запели утренние птицы, а за холмами, за дальним лесом, показался сверкающий краешек солнца. В замке звякнул колокол. Пару раз, безо всякой тревожности, созывая братьев к молитве. На дворе усадьбы показались люди. Нечесаные оборванцы –
