Варвар, который ошибался

Утром жители сгребают его в клоаки. Там, в воде, пепел растворяется и уносится в море серым потоком.

Дышать на улицах можно, лишь натянув на лицо полотняную маску. Нельзя долго дышать пепельным воздухом без маски: невесомые хлопья забьют легкие, и человек умрет, хрипя и пуская пену изо рта. На кошек и собак не натянешь маски: они давно мертвы. Из городской живности уцелели только крысы, уцелели – и расплодились в невиданных количествах.

Птиц в городе нет.

Пепел убил деревья и траву. Деревья в парках напоминают окаменевших мертвецов, трава давно стала пылью.

Туча – отражатель любой магии, кроме магии смертоносцев императора, некогда людей, ныне – измененных, полудемонов, самого Вортигена и скованных чародеев – бывших служителей Ордена Империи, плененных узурпатором. В подземной части дворца Гордфаэлей они заняты непрестанным поддержанием заклятия, а их магические силы питает непрерывная гекатомба – ежедневная и беспрерывная смерть десятков людей.

Адварис – столица Империи. А дворец Гордфаэлей – ее сердце. Сейчас на этом сердце – черный нарост Крепости, издалека похожий на колючий исполинский куст, опутавший наружными корнями белый мрамор дворца до самого фундамента. Крепость Вортигена растет над дворцом Гордфаэлей, растет ежедневно, ежечасно, питаемая чужемирной магией. Центральная башня Крепости, называемая Агастр, похожа на черный тюльпан с наполовину раскрывшимся бутоном. Он слегка кренится на тонкой ножке и нависает над городом, готовый раскрыть свои лепестки…

На самом верху башни находится не слишком просторный зал. Колонны у его стен и сами стены странно изогнуты, от чего зал напоминает выпотрошенную грудную клетку. Там, в зале, в том месте, где в грудной клетке помещается сердце, набросив глубокий капюшон, сидит создание, которое давно перестало быть человеком…

* * *

Огромная фигура зябко куталась в меховой плащ, усеянный пролысинами больше, нежели мехом. Острые плечи создавали впечатление сложенных под плащом крыльев – кожистых, нетопырьих. Руки в перчатках – и сразу бросается в глаза, что пальцы слишком длинные, отчего кисти, прижатые к груди, кажутся парой крупных, сцепившихся лапами пауков.

На лице создания была маска – серебряный лик, изображавший человека, несомненно, волевого и решительного, с острыми скулами и выпяченным подбородком. На маске отпечаталось выражение пугающего, отстраненного равнодушия, словно ее обладатель давно расстался с земными заботами и пребывал в горних высях. В черных прорезях поблескивали глаза.

Та?вро Вортиген, бывший герцог и нынешний император, узурпировавший трон Фаленора, сидел на дрянной, точенной шашелем трехногой табуретке и дрожал.

Некогда он так боялся физической смерти, что решился смешать свою плоть с плотью демонов мира Агон, чтобы обрести если не бессмертие, то его иллюзию. Болезнь, жравшая его тело, отступила, но не ушла, затаилась в глубине тела и давала о себе знать всякий раз, когда приходило время новой трансформации.

Мотивы великих злодеев зачастую весьма просты. Вортиген просто боялся сдохнуть, он хотел быть, существовать, дышать и ради этого был готов пойти на всё. Вообще на всё. Уничтожить бесконечное число жизней, пожертвовать родными и близкими. Практически забыть свою личность.

Впрочем, трансформация помогла лишь частично: он и сейчас безумно боялся смерти. Не от болезни или старости, а от удара в спину, мятежа, или даже от своих союзников из Агона, которые с каждым годом выражали все большее недовольство тем, что ему никак не удается уничтожить Витриум, сжечь, спалить, перевешать всех эльфов, предварительно отрезав им острые уши и сложив из них памятный курган.

Сейчас был период очередной трансформации, – в его тело посредством магических ритуалов добавили новую частичку демонской плоти.

Болезненный процесс.

Но и необходимый. Без новой частички демонской плоти болезнь снова напоминала о себе и начинала быстро жрать его тело, не брезгуя чужемирной добавкой.

Союзники каждый раз уверяли, что надежно сепарируют демонскую душу, отделив ее от плоти, но остатки этой души с ее странными, чужеродными мыслями, желаниями, горестями, неизменно просачивались, и после смешения некоторое время корежили тело и изводили, точили душу императора.

Вортиген полагал, что союзники намеренно оставляют частичку души демона, чтобы напоминать, кто его благодетель.

За его спиной было огромное, выпуклое в сторону города окно в частых стальных переплетах, похожих на паутину. Над столицей до самого морского рейда сеяла пепел колдовская туча.

Перед Вортигеном вросла плоским основанием в черный пол овальная чаша из цельного куска багрово-красного мрамора. Ее размеры вызывали в памяти сказки о пирах горных великанов. Рука эльфа-чародея по имени Митризен изрезала внешнюю сторону низких стенок острыми колючими знаками, выражавшими лишь одну эмоцию – ненависть. С этой чаши началось восхождение Вортигена к власти. С этой чаши начался поход бессмертных эльфов Агона против смертных собратьев из Витриума.

Пока – безуспешный поход.

В чаше, завиваясь спиралью, почти вровень с краями, кружил густо-багряный туман.