– А давай! – легко соглашается майор.
Он вытаскивает какую-то папку, перебирает листы и выдает мне несколько из них: все пропавшие дети и подростки. Изучаю первый – пропавший семилетний мальчик Никита. Я перевожу взгляд на Игоревича, он замер, словно борзая, почуявшая след. Данных достаточно для поиска по карте интерфейса. Я прикрываю глаза, чтобы не выдать себя, и по запросу вижу в одном из городских домов метку мальчика. Значок серый, и при фокусе на нем система отображает: «Останки». Смотрю следующего ребенка. Девятилетний Егор – «Останки». Шестнадцатилетняя Кристина обнаруживается в Дубае. Еще одного подростка разбросало по двум разным городам. Распилили на органы?
Мне хочется помочь и дать майору все данные, что мне открылись, но я не хочу помогать так – вытащенный из дома под утро, под давлением и угрозами. Я помогу на своих условиях и не только ему, но не сегодня. Сейчас он при желании может привлечь меня по всем этим делам и повесить несчастных детей на меня.
Смотрю на майора:
– Ничего.
Он все-таки не может скрыть разочарования. Вижу, как снижается его интерес ко мне и падает настроение.
– Я пытался, товарищ майор. Видимо, это так не работает.
– Очень прискорбно для тебя, Панфилов, – говорит он, возвращаясь за стол.
– Вам виднее.
Какое-то время майор, зевая так, что сворачивает челюсть, перечитывает протокол допроса. Затем дает мне ознакомиться и подписать. Я смотрю, что там написано, и спотыкаюсь на том моменте, где Игоревич описывает, как я узнал, где Оксана: «После просмотра телевизора, где я увидел объявление о розыске Воронцовой О., мне было видение с точным местом ее нахождения, включая адрес».
– Видение?
– Ну а что еще? Думаешь, ты первый? Сейчас этих экстрасенсов столько развелось – сами чуть не каждый день пишут письма. А нам все проверять. Но такое, чтобы прям в точку, до номера дома, – такое впервые.
Впервые за все три часа допроса я вижу его почти искренним. Если только это не очередная попытка раскрутить меня. Хотя видно, что его интерес ко мне упал до минимума.
– Майор…
– Да?
– Там реально был сообщник у Лосева?
Ответа я не получаю. Вместо этого он звонит кому-то:
– Кофе мне можешь захватить? Ага, спасибо.
Дочитав протокол, я не нахожу в нем ничего для себя криминального, только мои ответы на его вопросы.
– Дочитал, замечания есть?
– Нет. Все вроде верно.
– Подписывай.
Я подписываю и жду, что будет дальше.
– Спасибо, Филипп Олегович, вы свободны, – Игоревич встает и прощается. – Всего доброго!
– И все?
– А что вы хотели? – удивляется он. – Посидеть в ИВС?
– Товарищ майор, тогда к чему это все было?
– Что?
– Вы придумали какую-то нелепую историю с моим участием, угрожали, что-то о петухах говорили…
– Помилуйте, я просто изложил вам версию следствия.
– Так у него все-таки был сообщник?
– Пойдемте, Филипп Олегович, прогуляемся на воздух. Душновато здесь!
На улице у меня кружится голова – после прокуренного кабинета следака кислород действует словно доза наркотика. Часы показывают начало десятого.
– Отложите свой телефон на ту лавочку, – просит майор. – Не бойтесь, не украдут.
Заинтригованный, я делаю, как он сказал, и возвращаюсь к нему. Игоревич снова переходит на «ты», видимо показывая, что разговор неформальный.
– Видишь ли, Филипп… С девочкой история понятная – переходный возраст, конфликт с родителями, проблемы в школе. С Лосевым они познакомились, когда он остановился ее подобрать на дороге. В общем, разговорились, быстро сошлись и поехали к нему домой. Секс, конечно. Потом Лосев узнал, что она
