— Еще минутку, синьор Чейз. — Он намеренно не назвал выскочку пышным титулом. — Я строго придерживаюсь принципа не вмешиваться в ваши внутренние события, но настоятельно прошу оставить в покое молодую чету Монтекки и их близких.
— Они понесут должную кару за свое преступление. — Глаза Чейза сузились, губы сложились в лезвие бритвы.
— Но подумайте, как можно назвать преступлением любовь юноши и девушки?
— Не юноши и девушки, а агра и маты.
— И все же советую вам не прибегать к репрессиям. Геноцид в отношении универов вызовет, помимо прочего, резкое осуждение во всем Великом кольце.
— Мне начхать на Великое кольцо! — сказал Первый консул и, повернувшись на каблуках, вышел.
Через пятнадцать минут Тропинин выехал в аэропорт. Космический корабль был готов к взлету. Капитан доложил послу, что экипаж доставили из гостиницы под конвоем. Никого из официальных лиц, не считая местных техов, не объявилось, их провожал один Уланфу. Тропинин сердечно попрощался с гермеситом и пошел к кораблю.
Заняв одно из кресел в капитанской рубке, он взглянул в иллюминатор и успел увидеть, как два дюжих преторианца подхватили Уланфу под руки и поволокли к машине. Тропинин отвернулся с чувством горечи и бессилия.
Заработали ионные двигатели, космолет с нарастающим ускорением устремился отвесно в небо. Гермес на глазах съеживался, превращаясь в одну из точек на карте Вселенной. Кажется, должны были бы потерять остроту и переживания, связанные с пребыванием на этой планете. Но нет, не таково человеческое сознание. Тропинин знал, что долго еще у него перед глазами будут стоять образы симпатичных гермеситов — Дезара, Сторти, Уланфу, он будет беспокоиться о них, вспоминать отдельные эпизоды своих бесед с ними, по-новому толковать смысл их жестов и слов.
Однако надо садиться за отчет, пока все живо сохранилось в памяти. Тропинин направился в свою комнату, а войдя, удивился до крайности. За его письменным столом как ни в чем не бывало восседал Мендесона.
— Пабло! Как вы сюда попали?
— Не забывайте, Анатолий, что я в течение многих лет держал в руках весь административный аппарат Гермеса. Чтобы не вступать в ненужный конфликт с чейзаристами, мне пришлось проникнуть в космолет заблаговременно. Помог аэродромный тех, который обслуживал корабль после посадки. Я отдал ему все, что имел, и теперь гол как сокол.
— Пусть это вас не тревожит. Земля прокормит одного гермесита.
— Тем более что гермесит сможет предоставить ценнейшие сведения о своей планете. Мое богатство здесь, — бородач постучал пальцем себе по лбу.
Неисправимый делец, подумал Тропинин. Но беседовать с ним всегда интересно.
— Представляю, как Первый консул разнесет свою гвардию, узнав, что она позволила вам удрать.
— Я удрал до того, как выскочка стал диктатором, и как раз потому, что предвидел неотвратимость этого события. Что же касается межпланетных осложнений, то не беспокойтесь, все предусмотрено. В течение двух-трех ближайших часов моя одежда будет обнаружена в парке у пруда. У меня дома на столе найдут записку, в которой содержится просьба в моей смерти никого не винить. Так что Мендесоны уже нет, он утопленник, и вы, дорогой друг, видите перед собой фантом.
— Я рад, что вы в безопасности, Пабло. Но, признаюсь, одно остается для меня загадочным. Как могла вся ваша крепко сколоченная ученократия, простоявшая бог знает сколько столетий, рухнуть за сутки? Почему власти предержащие сдали ее без борьбы, можно сказать, поднесли Чейзу на блюдечке?
— Вы исходите из ошибочной посылки, Анатолий. Система не рухнула, а укрепилась. То, что мы с вами наблюдали, — это ее защитная реакция. Весьма вероятно, последние потуги, которые могут оттянуть гибель, но не отменить ее. Относительно же сдачи без боя — неужели вы настолько наивны, чтобы предположить такую возможность? Капитуляции не было — была сознательная передача власти более надежному в данных обстоятельствах лицу.
— Вы хотите сказать, что некто могущественный сделал ставку на Чейза?
— Разумеется, его никто заранее не подбирал. О нем неделю назад и ведать не ведали. Просто выскочка подвернулся под руку.
— Кому, Пабло?
— Сотне семей, хозяевам крупнейших компаний, составляющих хребет экономики Гермеса. У нас ведь кланово-корпоративная собственность. Каждый клан имеет свои предприятия, акции которых распределяются между его членами. Теоретически они имеют право голоса в решении производственных проблем, на практике же всем распоряжается кучка магнатов, владеющих контрольным пакетом и одновременно сосредоточивших в своих руках административные функции. Словом, это своеобразный гибрид капиталистической монополии и средневекового цеха. От его заправил зависят карьера, благополучие, достаток, сама жизнь и смерть рядового специалиста. Они предпочитают держаться в тени, выдвигая на представительские должности более или менее заслуженных и послушных профессионалов. Впрочем, если те вздумают бунтовать, их мгновенно убирают. В данном случае наша мафия сочла для себя выгодным вручить бразды правления Чейзу. Расчет простой: диктатор подкрутит развинтившиеся гайки, а потом его переведут на почетную пенсию. Заупрямится — будет хуже, эти люди шутить не любят.
— Могут и промахнуться. Чейз — крепкий орешек.
Мендесона пожал плечами, давая понять, что его теперь мало заботит, чем кончится очередной драматический эпизод истории Гермеса. Тропинин ощутил острую неприязнь к этому человеку, который, едва отряхнув со своих ботинок пыль родины, готов предать ее забвению. Право же, я прихватил с собой не лучший образчик гермеситской породы.
— Ладно, Пабло, дорога длинная, у нас будет возможность вдоволь наговориться.
Тропинин отвел эмигранта в свободную каюту и вернулся к себе. Он достал диктофон, разложил свои блокноты. С чего начинать? С профессионального кланизма, корпоративизма, робототехники? С Великого математика и Первого консула? С девятибожия и универов?
Подумав, он начал: «Ром задыхался. По тяжелому топоту позади он чувствовал, что расстояние, отделявшее его от преследователей, сокращается. Боязнь потерять драгоценные секунды не позволяла оглянуться. В ушах все громче звучали бессвязные угрожающие выкрики…»
8
Рома разбудил жаворонок. От открыл глаза и зажмурился, боясь потерять мгновенное ощущение счастья. Над ним шелестела лиственница, воздух был напоен медовым запахом скошенной травы, лучи раннего солнца ласкали кожу. Все в родном саду как прежде.
Он оглянулся, и сразу вернулось чувство тревоги. Рядом, на раскладушке, разместился Метью, чуть поодаль похрапывали два закадычных дружка — Сторти и Ферфакс. Целый гарнизон для защиты осажденной крепости. Родители и Ула ночевали в доме. Бен стоял на часах.
Когда враги придут, и придут ли? Вчера оставалась еще надежда, что землянин уговорит Великого математика положить конец произволу чейзаристов. После заседания Сената эта надежда рухнула. Собравшись у телекома, Ром, его старые и новые друзья с волнением наблюдали, как ординарный профессор математики мгновенно превратился во всесильного диктатора, а тщеславная Розалинда стала вторым лицом в государстве. Мет изощрялся в ядовитых остротах по адресу безмозглого Голема, занявшего пост начальника преторианской гвардии. То и дело кто-нибудь всплескивал руками, выражая возмущение этим гнусным спектаклем. «Ущипните меня, — вскрикивал Сторти, — я сплю, такого не может быть!» Но такое было.
Через несколько часов диктор сообщил, что спешно созванный конгресс клана матов отрешил Ганса Эйлера от его должности. В резолюции заявлялось, что он заслуживает предания суду чести, но, учитывая его заслуги перед государством, решено ограничиться принятой мерой. Великим математиком был, естественно, избран профессор Чейз, известный своим выдающимся вкладом в развитие гермеситской науки.
А затем поступила новая информация: чрезвычайный и полномочный посол Земли в срочном порядке отбыл на родину, получив новое назначение. Накануне отъезда у него была беседа с Первым консулом, прошедшая в сердечной атмосфере. Легат от души поздравил профессора Чейза с избранием на высший пост, пожелал успеха в его благородной деятельности на благо гермеситов и выразил уверенность, что под руководством профессора и синьориты Маккьявели они достигнут новых блистательных успехов на путях профессионального кланизма. Что касается переговоров между Землей и Гермесом, то они отложены до прибытия нового посла и, несомненно, завершатся к обоюдной выгоде двух великих обитаемых миров.
— Неужели землянин не разобрался, с кем имеет дело? — поразилась синьора Монтекки.
— Не верьте ни одному слову, — сказал Дезар. — Они его выслали.
Все приуныли.
— Нечего вешать головы, — сказал Сторти. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, что помощи ждать неоткуда.
— Слишком неравны силы, — возразил Ферфакс. — На нас навалится, помимо этих бешеных чейзаристов, вся полицейская рать.
— Вся ли, еще неизвестно, — загадочно заметил Дезар, но пояснять ничего не стал.
Ферфакс возразил, что, если даже полиция не окажет активной поддержки чейзаристам, она не станет и на нашу сторону, тем более что в доме укрывается Сторти, которого разыскивают после побега из веронской префектуры. Сам он тоже на подозрении: полицейские ищейки, должно быть, уже раскопали, кем был мантуанский адвокат наставника. Могут состряпать дело и против Рома с Улой. Хотя не существует формального основания преследовать их по закону, казуистам-юрам ничего не стоит сочинить подходящую версию по принципу «закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло».
— Ты паникер, — сказал беззаботно Сторти.
— Ферфакс прав, — вступился Дезар. — Даже если нам удастся дать отпор кланистам и какое-то время продержаться, раньше или позже они свое возьмут. Всякая крепость — это ведь и ловушка. Поэтому надо готовиться к худшему. У моих друзей есть конспиративное убежище в катакомбах по ту сторону Свинцового хребта. В крайнем случае переберемся туда.
— Так чего же терять время? Пока нам никто не препятствует, потом же могут и не выпустить.
— Пробьемся. Нельзя сдаваться без борьбы. Уехать сейчас — значит добровольно согласиться на роль преступников, пытающихся скрыться от правосудия. Чейзаристам только это и надо. А как полагает молодежь?
— Вы совершенно правы, синьор Дезар, — взял слово Ром. — Но нам с Улой крайне неловко, что из-за нас все вы идете на такой риск.
— Мне, кажется, уже пришлось объяснять, дружок, что мы защищаем не только вас, а дело, которое считаем справедливым, да и самих себя тоже. Так,
