внешнюю охрану дворца снова поставили гвардейцев, но внутренняя охрана осталась за солдатами Махрицкого. Такое неожиданное решение принял сам император. Все этому удивились (кроме меня), но промолчали. На три дня были отменены все выезды, он старался больше времени проводить с семьей, а вот режим работы не изменил, но принимал только по важным вопросам, требующим его непосредственного вмешательства, но прошло полторы недели – и все вернулось в прежнее русло. На внутренние посты вернулись гвардейцы, а вместе с ними и прежний распорядок дня, вот только меня это не коснулось, я все так же целыми днями пропадал во дворце или сопровождал его в поездках. Именно тогда я заметил в нем изменения. У меня уже не было ни малейшего сомнения в том, что это связано с пережитым за семью страхом. Для окружающих его людей он остался прежним, по характеру и привычкам, человеком, но только мне было известно, что это не так. Указ о смертной казни для офицеров, наказании, бессрочной каторге для матросов, лишение всех прав и высылка семей офицеров-мятежников на самые дальние окраины России был составлен им и им же подписан. Это была самая настоящая месть, но не за себя, а за свою семью, за то, что им довелось пережить.
Когда мне в последний раз довелось говорить со Светой по телефону, она сказала, что на занятия ходит через день, так как сильно простудилась младшая сестра, поэтому шансов встретиться с ней в школе было немного.
Дом и церковь и в более хорошую погоду выглядели неважно, а осенние холодные дожди вытащили наружу даже то, что в более благоприятное время года было скрыто от взгляда. Сырые разводы на стенах, затекший угол дома от протекавшей крыши, а к этому можно добавить все то, что уже давно требует ремонта: покосившаяся дверь, пятна ржавчины на ограде, кирпичи, торчащие из-под штукатурки…
«Ничего. Сделают капитальный ремонт – дом, как новенький, будет и еще сто лет простоит!»
Супругов я увидел сразу, как только вошел во двор, как видно, им привезли дрова, которые они сейчас складывали в поленницу. Увидела меня первой Анастасия Никитична, на секунду замерла, а потом радостно и громко закричала, несмотря на то, что священник был в пяти метрах от нее:
– Петенька! У нас гость!
Отец Елизарий, стоя ко мне спиной и старательно укладывающий ряд на уровне своей груди, даже вздрогнул от громкого крика, после чего резко, не выпуская полена из рук, развернулся, но стоило ему увидеть меня, как теперь он, в свою очередь, радостно воскликнул:
– Гость в дом – Бог в дом!
– Здравствуйте, Петр Николаевич! Здравствуйте, Анастасия Никитична! Как жизнь?! Как здоровье?!
– Доброго вам дня, Сергей Александрович! Живем – не жалуемся! – быстро ответила матушка, тут же скосив глаза на объемистый пакет в моих руках. – А вы, как всегда, не с пустыми руками к нам пришли!
По дороге я зашел в кофейню и прикупил сладкого к чаю, так как знал, что попадья безумно любила сладкую выпечку и пирожные.
– Здравствуйте, Сергей Александрович! В гости пожаловали или в общении с Богом душу облегчить хотите? – поинтересовался священник, все еще не терявший надежды приобщить меня к вере.
– Только в гости. Примете?
Священник бросил на меня чуть растерянный взгляд, но я уже понял, в чем проблема, поэтому сунул пакет его жене, взял полено у него из руки и спросил:
– Поработаем?
Пока священник подбирал ответ, матушка, быстро среагировав, заявила:
– Как закончите, приходите, – после чего направилась к дому. Мы с батюшкой переглянулись, потом рассмеялись и взялись за работу. Когда поленница была уложена, мы вошли в дом, помыли руки и сели за стол. Потянув носом, я спросил:
– Никак, щи? Они у вас отменно удаются, Анастасия Никитична!
Попадья неожиданно покраснела, а потом, словно оправдываясь, сказала, что щи у них сегодня пустые, а уже в следующую секунду стала хвалить соленые грузди, квашеную капусту и огурцы. Дескать, удались на славу! Оглядел я обоих и усмехнулся. Смущение на лице попадьи и нахмуренное лицо отца Елизария сразу сказали о том, что у супружеской четы неприятности. После моего прямого вопроса священник как-то странно закашлялся и стал смотреть в стол. Попадья слегка порозовела, но, несмотря на укоризненные взгляды супруга, все же рассказала, что у них случилось. Все дело оказалось в речи священника на каком-то поповском собрании или съезде, в которой он выступил с инициативой о материальной помощи бедной части населения столицы, за что его там немного морально попинали.
– Людям надо не только помогать найти дорогу к Богу, но и помочь насущными, земными благами, особенно в это тяжелое время. У многих семей из припасов на зиму, кроме картошки и квашеной капусты, больше ничего нет! – посетовал священник. – Вот я и сказал об этом…
– Так вы поэтому сидите без мяса? Все, что могли, отдали голодным? Хм. Благородно, нечего сказать! Вот только, сколько по Питеру бедных и голодных? Тысячи! Десятки тысяч! Вы что, собираетесь своей семьей увеличить их количество?! Ну, ответьте мне, Петр Николаевич!
Священник нахмурился:
– Вам бы любви к ближнему да доброты сердечной прибавить, Сергей Александрович, так цены вам бы не было!
– Это вы не мне, а вашим отцам-настоятелям скажите! Пусть мошной тряхнут, авось простому человеку и легче станет.
Священник отвел глаза, потом тихо и явно нехотя произнес:
