выбраться из песка, и тот мигом сгребет его в охапку, распластает, навалясь мохнатой тушей, пригвоздит передними лапами к земле и вгонит клыки. Оружие снова взметнулось у Найла над головой. Посыпались частые, исступленные удары – по пасти, глазам, не защищенному панцирем мыску на затылке. Властными ударами своей воли тварь словно хлестала Найла по рукам, пытаясь ослабить удары, но наталкивалась на его подхлестываемое ужасом сопротивление. И тут зловещий гнет как-то разом сник, словно выдохшись.
Отец стоял на откосе, онемев от беспомощности, и как завороженный наблюдал за происходящим. Увидев, что все кончено, он скатился вниз к Найлу.
Туловище паука вылезло из песка наполовину, и можно было различить, что размером он, безусловно, крупнее тех серых, с которыми им довелось столкнуться в крепости на плато. Этот размером был примерно с тарантула-затворника, заваленного осой-пепсис. Судя по двухсегментным клыкам с канавками для яда, этот был сродни тарантулам. Но мохнатое туловище тарантула обычно бывает бурого цвета, иногда с желтыми подпалинами, а этот черный как смоль. И глаза не в два ряда, а в один, причем как-то странно, ободом вокруг головы.
Оба невольно содрогнулись от страшной догадки. Это не какая-то безмозглая восьмилапая тварь, хоронящаяся в залах заброшенной крепости. Они убили паука-смертоносца.
Тут Найл вспомнил о двух паучьих шарах, проплывших в вышине до того еще, как изменился ветер. Орудуя складным жезлом как багром, он выволок неподвижную черную тушу из песка. Под ней обнаружилось шелковое полотнище шара.
Улф затравленно обернулся через плечо.
– Второй, наверное, где-то поблизости. Пойдем-ка подобру-поздорову.
– А как с этим быть? Если второй вдруг его отыщет, все раскроется.
Вспомнился внезапно дедов рассказ о мучениях тех двадцати несчастных, что прикончили смертоносца, – медленная, жестокая, жуткая пытка, длившаяся без перерыва много дней. Найла передернуло.
– Конечно. Надо его зарыть.
За считаные минуты забросали паука песком, а чтобы не разметало ветром, еще и надвинули несколько плоских камней. Когда уходили, Найл оглянулся. Уже с десяти метров совершенно незаметно. Когда дошли до берега озера, паренек, счистив следы крови и какой-то липкой белой пакости пучком травы, омыл трубку в соленой воде. Потом сложил ее и сунул на дно кузова. Отец с сыном спешили туда, где всходили на горизонте горы. На душе было сумрачно от тяжелого предчувствия. Словно чей-то недобрый взор неотрывно смотрел в спину, провожая через пространство пустыни.
Каззак знал, что советовать. На дальней стороне гор осадки оживили унылую пустыню, превратив ее в подобие оазиса. Местность была чем-то похожа на дом. Пусть на переход пришлось пожертвовать еще один день, зато идти куда легче, чем на плато. Улф бывал в этих местах лет десять назад, но ничего не видел, кроме голого камня. А теперь вот благодаря какому-то капризу климата участок превратился в отрадную с виду местность. Разумеется, опасностей здесь прибавилось – от жуков-скакунов до скорпионов и других хищников, как правило, ночных. Поэтому отец с сыном, несмотря на жару, шли в дневное время, а на ночлег пристраивались где придется.
Истекали третьи сутки пути. Проснувшись утром в укрытии, сооруженном из камней и кустов терновника, Найл учуял странный запах. Как от шкуры гусеницы, когда ее выкладывают сушиться на солнце. Ветер дул с северо-запада. Откуда запах? Отвечая сыну, Улф пожал плечами и сказал: «Не знаю. Это запах Дельты». Запах преющей растительности, перемешанный с тошнотворно-сладким запахом тления. От Найла не укрылось, что, пока ветер не изменил направления, вид у отца был тревожно-растерянный.
На следующее утро с Улфом случилась история, которая могла бы плохо кончиться. Расположившись на привал в тени дерева – переждать жаркие послеполуденные часы, – оба заметили движение в кустах, где-то в полусотне шагов. Там стоял куцехвостый зверек, вытянувшись на задних лапах, и силился дотянуться до веточки с лакомыми ягодами. Так как люди сидели не двигаясь, присутствия их животное не замечало. Улф, подхватив копье, осторожно выбрался из поля зрения зверька, а затем стал незаметно подбираться за кустами креозота. Найл аккуратным движением извлек свою трубку, утопил кнопку. Внезапно Улф резко вскрикнул. Животное, испуганно встрепенувшись, мгновенно исчезло.
Улф стоял на одном колене. Правая ступня и голень угодили, похоже, в какую-то дыру. Найл сначала подумал, что отец просто споткнулся и поймался в обыкновенную трещину на сухой земле. Но оказалось, отец вызволяет ногу с заметным усилием. Следом за ступней наружу выволоклось темное, поросшее волосом создание, напоминающее гусеницу. Найл не мешкая бросился на помощь и всадил острый конец трубки-жезла в извивающееся туловище. Но тварь и не думала отцепляться. Резко и мощно сократившись, она чуть не утянула ногу Улфа обратно в дыру. В конце концов отцу удалось-таки высвободиться – правда, уже без сандалии и с сочащейся из щиколотки кровью. Найл орудовал до тех пор, пока нечисть не затихла.
– Что это такое?
Улф сел, внимательно осматривая стопу.
– Личинка львиного жука. В норах прячутся, как тарантулы-затворники.
С час ушло на то, чтобы обработать раны – несколько глубоких продольных царапин, след не то зубов, не то челюстей. У Улфа имелась с собой мазь, сделанная из чертова корня. Разодрав на полоски кусок ткани, он смочил их и перевязал себе ступню и голень. Жаль было переводить на это добротную ткань – подарок Сайрис от Стефны, – но куда деваться. Улф переобулся в сандалии, подаренные Хамной, и снова двинулся в путь, но уже хромая, причем
