Пожав мне руку, Марк ушел, а я спустился в ресторан гостиницы.
Закончив первый завтрак, я уже собрался уходить, когда появился капитан Харалан. Меня несколько удивил его приход, ведь мы договорились, что сегодня утром я прогуляюсь один.
— Вы! — воскликнул я. — Ну что ж, дорогой капитан, это приятный сюрприз!
Может быть, я ошибался? Но мне показалось, что капитан Харалан чем-то озабочен. Вместо ответа он проговорил:
— Дорогой Видаль… я пришел…
— Как видите, я готов… Погода прекрасная, и если вы не боитесь потратить несколько часов на прогулку…
— Нет… в другой раз, если вы не против…
— Тогда что же привело вас сюда?
— Отец хочет с вами поговорить, он ждет у себя…
— Я в вашем распоряжении, — ответил я.
Идя рядом со мной по набережной Баттиани, капитан Харалан не произнес ни слова. Что же случилось? И о чем доктор Родерих хочет со мной поговорить? О женитьбе Марка?..
Как только мы вошли в дом, слуга проводил нас в кабинет доктора.
Госпожа Родерих и Мира уже покинули особняк, и Марк, по-видимому, сопровождал их во время утренней прогулки.
Доктор был один в своем кабинете. Он сидел за письменным столом и, когда обернулся, показался мне таким же озабоченным, как и его сын.
«Что-то случилось, — подумал я. — И конечно, Марк сегодня утром еще ничего не знал… Ему ничего не сказали и, по-видимому, не хотели ничего сказать…»
Я сел в кресло напротив доктора, а капитан Харалан остался стоять возле камина, где догорали последние поленья.
Я ждал не без некоторой тревоги, когда доктор заговорит.
— Прежде всего, господин Видаль, — сказал он мне, — спасибо за то что вы пришли.
— Всегда в вашем распоряжении, господин Родерих.
— Я хотел вам кое-что сообщить в присутствии Харалана.
— Это касается свадьбы?
— Совершенно верно.
— Что-то серьезное?
— И да и нет, — ответил доктор. — Как бы то ни было, я не сообщил о случившемся ни супруге, ни дочери, ни вашему брату и предпочитаю, чтобы они ничего не знали… Впрочем, судите сами.
Невольно я связал слова доктора со вчерашней встречей, когда капитан Харалан и я столкнулись со Шторицем перед его домом на бульваре Телеки.
— Вчера во второй половине дня, — продолжал доктор, — когда госпожи Родерих и Миры не было дома, во время врачебной консультации слуга передал мне карточку посетителя, которого я не ожидал вновь увидеть. Прочитав имя на визитке, я был сильно раздосадован… Там значилось: «Вильгельм Шториц».
Я взял карточку и, разглядывая ее, обратил внимание, что имя на ней не вытиснено, не напечатано в типографии, а написано собственноручно этим опасным субъектом — его замысловатый росчерк напоминал клюв хищной птицы.
Впрочем, вот факсимиле:
Вильгельм Шториц[569].
— Может быть, — спросил меня доктор, — вам не известно, кто этот немец?
— Известно… Я в курсе дела, — ответил я.
— Так вот, примерно три месяца назад, до того как было сделано и принято предложение вашего брата, Вильгельм Шториц просил руки моей дочери. Посоветовавшись с супругой, с сыном и Мирой, которые разделяли мое отрицательное отношение к подобному браку, я сказал этому господину, что его предложение не может быть принято. Вместо того чтобы смириться, он снова официально попросил руки Миры. Я ему вновь, столь же определенно, порекомендовал оставить всякую надежду.
Пока доктор Родерих говорил, капитан Харалан расхаживал по комнате, иногда останавливаясь перед одним из окон, чтобы посмотреть в сторону бульвара Телеки.
— Господин Родерих, — проговорил я, — я знаю, что это предложение было сделано до предложения моего брата…
— Примерно за три месяца, господин Видаль.
— Значит, — продолжил я, — Вильгельму Шторицу отказали не потому, что Марк уже получил согласие на руку и сердце мадемуазель Миры, а потому,
