— Могу ли я поступить иначе? И разве я не должен быть рядом с ним, как вы будете рядом с…
— Я не еду, — прервал он меня тоном человека, принявшего окончательное решение.
— Вы не едете?..
— Нет… я хочу… я должен остаться в Рагзе… раз он здесь… И у меня такое предчувствие, что я правильно поступаю.
Нельзя подвергать сомнению предчувствие, и я не возражал.
— Пусть будет так, капитан…
— Я рассчитываю на вас, дорогой Видаль! Вам предстоит заменить меня в нашей семье, которая уже стала вашей…
— Положитесь на меня!
На следующий день я отправился на вокзал и заказал купе в поезде, отбывающем в 8.57 вечера. Этот экспресс ночью останавливается только в Будапеште и утром прибывает в Вену. Там мы пересядем на Восточный экспресс, в котором я, отправив телеграмму, забронировал места.
Затем я посетил господина Штепарка и сообщил о наших планах.
— Вы поступаете правильно, — сказал он. — Жаль, что весь город не может последовать вашему примеру!
После услышанного вчера начальник полиции был явно обеспокоен — и не без основания.
К семи часам я вернулся в особняк Родерихов и удостоверился, что все приготовления к отъезду закончены.
В восемь часов закрытое ландо уже ждало доктора и госпожу Родерих, Марка и Миру, находившуюся по-прежнему в бессознательном состоянии… Мы с капитаном Хараланом должны были поехать на вокзал в другом экипаже и другой дорогой, чтобы не привлекать излишнего внимания.
Когда доктор и мой брат вошли в комнату Миры, чтобы перенести ее в ландо, Миры там не было, она исчезла…
XVI
Мира исчезла!..
Когда этот крик раздался в особняке, никто сначала не понял, что сие означает. Исчезла?.. Бессмыслица!.. Неправдоподобно!..
Полчаса назад госпожа Родерих и Марк еще находились в комнате, где Мира, ровно дыша, лежала на кровати, спокойная, уже одетая в дорожный костюм. Казалось, она спит. Незадолго до этого девушка немного поела, ее кормил Марк…
После ужина доктор и мой брат вновь поднялись к ней, чтобы перенести в ландо… Но на кровати ее уже не было… Комната оказалась пуста…
— Мира! — бросился к окну Марк.
Но окно было закрыто, дверь тоже.
Тут прибежала госпожа Родерих, за ней — капитан Харалан.
— Мира… Мира?! — разносилось по всему особняку.
Понятно, что Мира не ответила, да от нее и не ждали ответа. Но как объяснить, что Миры больше не было в девичьей?.. Возможно ли, что она встала с постели… прошла через комнату матери, спустилась по лестнице, и никто при этом ее не заметил?..
Когда раздались крики, я укладывал в ландо небольшие дорожные вещи. Я сразу поднялся на второй этаж.
Мой брат шагал из угла в угол как сумасшедший, повторяя с трагическим надломом:
— Мира… Мира!
— Мира?.. — спросил я его. — Что ты говоришь… что ты хочешь сказать, Марк?..
Доктор с трудом проговорил:
— Моя дочь… исчезла!
Госпожу Родерих, потерявшую сознание, пришлось положить на кровать.
Капитан Харалан с искаженным лицом, блуждающими глазами подошел ко мне и произнес:
— Это он… это все он!
Между тем я попытался обдумать случившееся: я находился около двери галереи, перед которой стояло ландо; как же Мира, не будучи замеченной мной, могла пройти через эту дверь и добраться до двери сада? Вильгельм Шториц — невидимка, — пусть так!.. Но она… она?..
Я снова спустился на галерею и вызвал слуг. Мы заперли дверь сада, выходившую на бульвар Телеки, и я взял себе ключ. Затем я обследовал весь дом до последнего угла, чердак, подвалы, пристройки, всю башню снизу доверху. Затем настала очередь сада…
— Нигде никого не было! Никого!
