порой и смотрит так хмуро.
— Умыкнул себе жену! Вот славно! Признаюсь, и я некогда привез на Скай мою Бригитт, да еще из клана Фрейзеров. И ничего, живем ладно. Так ли, голубушка моя?
А Бригитт только хихикала и уверяла, что самые лучшие браки и случаются, когда муж добывает себе возлюбленную в походе.
— Только я не слыхала, чтобы подобным занимались торговцы,?— заметила она через время.?— Добывать себе жен — дело воинов, а не барышников. Из какого же вы племени, душенька? — спросила хозяйка, подавая молодой женщине кружку с горячим молоком.
— Маккензи,?— произнесла Мойра, при этом искоса взглянув на Дэвида.
— О, тогда все ясно. Маккензи ныне в чести. Они своих женщин просто так не отдадут. Видно, вашему мужу пришлось постараться, чтобы забрать вас себе.
— Вы даже не представляете, насколько правы,?— усмехнулся Дэвид, потеснив женщину от распростертой Мойры и давая понять, что сам напоит ее молоком.
У Мойры раскалывалась голова и жгло глаза. Она послушно глотала молоко, стараясь не смотреть на похитителя. Понимала, что Макдональды не пожелают слушать ее объяснений, ибо горцы всегда поддерживают тех, кто проявил ловкость, сумев добыть себе женщину по любви из другого клана. Но должны же они знать о фейри Мойре из Эйлен-Донана! Они, конечно, островные жители, однако слава о чародейке, пленившей самого Гектора Роя, должна была дойти и до них. Или они ничего не знают?
Когда Дэвид отошел, чтобы поставить пустую кружку, она поймала Бригитт за руку и сказала:
— Мое имя Мойра.
— Неужто? Вот и славно. Мою младшенькую тоже зовут Моири.?— Женщина произнесла это имя на местный лад.?— Вон видите ту егозу с косичкам, которая улыбается вам сверху?
Мойре было плохо, она кашляла от распирающей боли в груди и дыма, поднимавшегося от очага. И еле смогла ответить на улыбку свесившейся с верхних нар девочке. Когда та подошла и стала гладить руку гостьи, Мойра едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть ей. Или так только казалось?
Она дышала с трудом, и все звуки вокруг были странными — то далекими, то необычно громкими. Она смежила веки, когда Дэвид склонился над ней и с тревогой в глазах положил ладонь ей на чело.
— У нее начинается жар,?— донесся до нее его расходящийся эхом голос.
«Я притворюсь, что мне совсем плохо, а потом все же…» — подумала Мойра. Что это «все же», она не совсем понимала.
— Что это за имя — Хат? — спросил у Дэвида Торквил.?— Вас зовут котом?[42] Хотя с вашими-то кошачьими глазами, приятель… И все же, с кем вы в родстве?
Это уже было желание разузнать, кем может быть гость из моря. И Дэвид, как и ранее, сказал, что он из Маклейнов. Маклейны нынче не были во вражде с Макдональдами, и он ничем не рисковал, говоря то же, что и ранее Маккензи.
Порой в дом заходили жители селения, Торквил похвалялся перед ними гостями, даже показывал монету, которую дал ему спасенный торговец. Но Бригитт вскоре выгнала всех любопытных, даже выпроводила из дому детей, сказав, что покличет их, когда разогреет ужин.
Слово «ужин» как-то дошло до сознания Мойры. Горцы в хорошие времена питались дважды в день, значит, уже вечер. Есть ей не хотелось, но ее мучила жажда, и Дэвид несколько раз поил ее, потом растирал ей чем-то руки и груди, накрыл теплой козьей шкурой. Шкура была неважно выделана, и от нее шел запах овчарни. Мойру это раздражало. Она так привыкла пользоваться всеми привилегиями своего положения, так полюбила роскошь, какой ее окружил Гектор Рой, что сознание, что она опять оказалась в убогости, ранило ее сильнее, чем она могла представить. А ведь какая у нее была мягкая перина орлиного пуха в Эйлен-Донан! А подушка, вышитая узором из цветов и соколов! Горцы презрительно относятся к подушкам и спят прямо на снопах вереска, а вот она могла почивать как настоящая леди-принцесса! Ведь спят же принцессы на подушках?
Мойра не заметила, как стала бормотать это вслух, и островитянка Бригитт сказала Дэвиду, что его жена бредит.
— Думаю, она поспит и ей полегчает,?— мрачно ответил тот.?— А если вы дадите ей еще немного вашего виски и она как следует пропотеет под шкурами, то к утру не о чем будет волноваться.
Торквил захохотал и полез доставать новую бутыль.
— О, виски Макдональды умеют изготовлять как никто. К тому же у старого Торквила,?— ударил он себя в грудь,?— эта «вода жизни» лучшая во всей округе.[43] И уж коли она не оживит вашу красавицу — а она красавица, провалиться мне на этом же месте! — так, верно, уже ничто не поможет.
Дэвид видел, что Мойра в беспамятстве. Когда он поднес к ее губам чашу, она стала послушно глотать. И сейчас, глядя на ее пылающее жаром лицо, бессильное, покорное тело и закрытые глаза, он испытал даже жалость. Но жалость к ней он был готов испытывать только в том случае, если эта красотка не могла навредить ему. Ибо она упряма и сильна. В ее силе он невольно убедился, когда Мойре удалось справиться со стихией, которую не сумели побороть такие сильные люди, как его верный Орсон и люди Мак Рэ с корабля. Думать о гибели Орсона Майсгрейву было особенно горько.
«Завтра снова пройдусь по побережью и расспрошу людей в округе»,?— размышлял он, вновь укутывая тихо бормотавшую Мойру меховым
