Сейчас у князя всё выведают, а потом дёготь и подожгут.
– Сколько венгров в засеке?
– По-разному. Если направление опасное, то много. А если нет, то и троих могут оставить. Хотя у венгерских стражников такие засеки – это сила. Их и провиантом хорошим снабжают и оружие не ровня нашему. Потому и отговорить хотел. С пневморужьём к ним соваться – всё равно, что палкой в осиное гнездо тыкать.
– Посмотрим…
Смородин решительно закинул пневморужьё за плечо и спрыгнул на нижний камень. До огня осталось не больше трёхсот метров, и любой их неверный шаг мог быть услышан.
– Не болтать, – перешёл на шёпот Миша и, согнувшись, спустился ещё ниже. – Прохор, вперёд, остальные след в след.
Вскоре под ногами вновь захрустел снег. Но ближе к засеке он стал тоньше, и вокруг потянулись кривые ёлки с чахлыми кустами. Смородин спрятался за сугроб и подозвал Прохора. Указав на показавшийся внизу между сосен частокол из просмоленных брёвен, шепнул:
– Она?
– Она самая. Факел горит на башне. Хотя его ночью прикрывают от лишних глаз, но эти в себе уверены. Не боятся. Башню пока не видно, но все засеки одинаковы – за забором дом, а на крыше будка с караульным. Там сигнальный чан и факел под навесом. Если караульный сейчас наверху, то лучше нам подбираться не прямиком, а вниз, вдоль скалы. Потом со стороны деревьев подползать, где не видно.
Миша кивнул и, перекатившись за соседний куст, показал спрятавшимся за кустами Стефану, Лариону и Василу на сосны у границы леса. Полная луна осветила кроны деревьев, а вместе с ними и укрывшуюся засеку. Между сосен виднелась часть высокого забора с бойницами, да острый козырёк крыши.
– Ворота с обратной стороны? – тронул за плечо Прохора Миша.
– Конечно. Ворота к своим, а башня в сторону врага. У всех всегда так.
– А если к воротам подползти, караульный заметит?
– Вряд ли. У него факел за спиной подвешен, чтобы не мешал смотреть на перевал. А назад сквозь огонь в темноте мало чего увидишь. Если только на воротах ещё кто-нибудь не стоит, то заметить нас не должны.
Смородин прополз ещё пару десятков шагов и теперь рассмотрел засеку целиком. Всё как и говорил Прохор – за частоколом высотой в два человеческих роста торчит крыша. А на ней – квадратный абрис будки с широкими проёмами, сквозь которые в лунном свете блестит снег на склонах перевала. Тень караульного то загораживала огонь факела, то открывала, пропуская свет далеко вокруг. От этого она казалась маяком, призывно моргающим в ночи над верхушками сосен. Лес оказывал венграм двоякую услугу. Он и прятал их от посторонних глаз, но он же позволял незаметно подобраться вплотную к стенам. Миша поднялся в полный рост и, перебегая от дерева к дереву, приблизился на расстояние верного выстрела. Поначалу у него созрел план, рождённый элементарной логикой, подсмотренной в многочисленных фильмах о войне: в первую очередь нужно снять часового! Благо, тихий выстрел пневморужья позволял это сделать без особого шума. Но что делать дальше? Об этом лихие советские блокбастеры почему-то не упоминали. Через высокий забор с маху не перебраться, а попытаться смастерить подручную лестницу не позволяло время, да и здравый смысл. На расстоянии десяти метров от забора сосны вырубили, а потому путь через ветки деревьев также отметался начисто. Дождавшись, когда луна скроется в накатившей туче, Миша перебежал ещё ближе и теперь прятался за последней уцелевшей сосной, на дистанции одного стремительного рывка. За спиной скрывались каждый за своим деревом Стефан с командой. Смородин показал им не высовываться, потому что луна вот-вот должна была снова осветить подходы к забору. Ещё минута, и бледный свет отразился от снега, озарив стены засеки, словно в предрассветных сумерках. Будка с караульным теперь не казалась силуэтом, а выступала на фоне неба как гигантский скворечник, с открытыми всем ветрам окнами. Миша увидел сгорбленную спину караульного в накинутом на плечи тулупе. Тот пританцовывал на замёрзших ногах и, отставив длинный штуцер в сторону, дышал на окоченевшие пальцы и протягивал руки к полыхавшему рядом факелу.
«Видать, уже давно стоит без смены! – отметил про себя Смородин. – Обычно в карауле инструкция помнится первый час. Затем начинаются подсчёт оставшегося времени, да приступы жалости к себе любимому».
С близкого расстояния частокол показался ещё выше. А узкие бойницы, располагавшиеся на уровне глаз – ещё уже. У Миши поначалу мелькнула мысль пробраться внутрь через них, но, присмотревшись, он отказался и от этой затеи. В продолговатые кверху щели можно было протиснуть разве что руку по плечо. Пробежавшись взглядом вдоль забора, Смородин наконец увидел ворота. Такие же, как и бойницы, – высокие и узкие. В них смогут проехать даже всадники, но только поодиночке. На воротах темнел венгерский орёл с чем-то в лапах. Но с чем, Миша не смог рассмотреть даже при свете луны. По сравнению с прямолинейностью частокола, ворота, казалось, выпадали из общего направления, словно карандаш у чертёжника на мгновение дрогнул, чтобы затем вновь стать на грань линейки. И причина была не в прилепленном не к месту орле или набитых для крепости поперёк досках. Смородин долго смотрел, не смея поверить в собственную догадку, так элементарно объясняющую обман зрения. Ворота были открыты! Всего лишь оставленная узкая щель, но этого уже хватило, чтобы нарушить общую прямизну линии.
Он показал на ворота Прохору и кивнул – «Ты видишь то же, что и я?»
