аббатства, гулко хлопнул дверью. Протерев пятернёй вспотевшую выбритую голову, он покосился на застывших у входа гвардейцев и, перехватив взгляд одного из них, зло бросил в побледневшее лицо:
– Что ты пялишься, как вертухай на пугало! Распустились тут…
Ссутулившись, он спрятал руки в карманах и, замычав под нос заунывный мотив, направился вниз, в подземелье. Каменная винтовая лестница упёрлась в дубовую дверь, окованную чугунными полосами. Не вынимая рук, Димитрий ударил ногой в покрытый плесенью порог и, дождавшись, когда охрана, выглянув в окно, сбросит засов, угрюмо прошипел охраннику:
– Спите тут…
Настроение было безвозвратно испорчено, и он решил сорвать злость на арестантах. Сначала, взглянув в потолок, он адресовал угрозу невидимым князьям:
– Чистоплюи, мать вашу! Дойдёт и до вас очередь!
Затем, лязгнув замком первой камеры, выкрикнул в темноту:
– Чего разлеглись?! Девочка Берта вас уже заждалась! Все сегодня к ней на свиданку пойдёте!
Прищурившись, в тусклом луче света, падавшем в открытую дверь, палач узнал одного из узников, возрастом уже за сорок, невысокого, с наметившимся округлым брюшком, и радостно хлопнул себя по ляжкам.
– Ба! Да это же Стефан Мирча! Я помню, как ты улизнул от моей толстячки в прошлом году! Память у меня на таких шустрых хорошая. Но на этот раз удрать не получится. Я поставлю тебя в конец очереди, чтобы ты вволю насмотрелся, а потом уже ложился в кроватку, полную крови.
Димитрий раскатисто заржал и, чувствуя, как настроение стремительно полезло вверх, пошёл с пожеланиями к следующей камере.
– Сволочь! – заскрипел зубами Стефан.
Он перевернулся на другой бок и толкнул локтем соседа.
– Не человек, а упырь! Нам бы его на передовую. Мы там с такими расправлялись в первой же атаке. Или пулю в спину, или штыком невзначай. А ты видел, как он зубы скалит, когда головы рубит?
– Не видел, – вздохнул сосед и отвернулся.
– Жуть! Только не получит он меня и на этот раз. Я нашего генерала Казимира видел. Упаду в ноги, поклянусь смыть позор кровью. Наверняка простит и с собой заберёт. А я потом вновь убегу. Он меня должен помнить. А если нет, так я сам напомню, как нас конфедераты в Карпатах в ущелье зажали. Если бы не русские уланы, точно бы все полегли. Только воевать мне после этого как-то расхотелось.
Стефан потянулся, подбил под головой солому и довольно заметил:
– Обойдётся Толстая Берта без меня и на этот раз. Это уж точно. А вот тебе, шпион, впору читать молитвы. Таких у нас не прощают. Ты кому продался?
– Да пошёл ты!
– Не хочешь, не говори. Я к тому, что если Австро-Венгрии, то дело дрянь. А если Польским Воеводствам, то эти иногда своих выкупают. А вообще-то, шпион, взгляни на всё шире и не грусти, – все там будем. Ты раньше, я позже. Я тебе совет дам, который слышал от других: на кровать Берты лучше ложиться среди первых. А то потом лезвие тупится, и жертва бьётся в муках, так как с первого раза голова не рубится.
Неожиданно его сосед вскочил и, схватив Стефана за рубаху, тряхнул, ударив спиной о стену.
– Слушай, ты, генеральский любимчик! Вы все здесь сумасшедшие! Вы, неизвестно откуда взявшиеся кретины! Кто вы вообще такие? Стадо ряженых идиотов! Я сотый раз твержу, что никакой я не шпион, но у вас здесь с мозгами полнейший дефицит!
– Да… – Стефан грустно вздохнул и, сняв руки соседа со своей шеи, сочувственно причмокнул. – От души над тобой потрудилась тайная инквизиция. Может, ты и не шпион никакой, но теперь уж всё едино. Дорога одна – на плаху. Узурпаторы – так над человеком издеваться! После них тебе, горемыка, Берта будет отрадой и избавлением. Как ты говорил тебя зовут? Михай?
– Меня зовут Михаил!
– Ну, да. Я же и говорю – Михай. Ты не злись. Это я из жалости к тебе. Вижу, что русской речью хорошо владеешь. Сразу ясно, что не из наших. Я вот, сколько мы уже во владении России, а всё никак не научусь так ладно, как ты, ругаться. Хотя и слова у тебя странные, но это понятно – разум твой от пыток помутился. Тебе бы припасть к ногам нашего владыки князя Сигизмунда. Он добрый. Сразу распознал бы в тебе блаженного, да простил. Но он в аббатство отца Симеона редко наведывается. Князь ещё старой формации. Вековые законы короля Вазы Первого чтит. Не то что аббат.
Миша Смородин застонал и рухнул навзничь на соломенную подстилку.
– О-о…. Что происходит? Где я? Какие ещё формации? Какой ещё король?
– Ну как же! – Стефан приободрился и, вглядываясь сквозь темноту в лицо узника, удивлённо спросил: – Король Ваза Первый? С него наше княжество Дакия берёт своё начало. Если даже ты русский, то всё равно должен был слышать про нашего короля! Мудрейший был правитель. Это он повелел, чтобы в день Святого Влада все темницы были пусты. Раньше так и было, и на праздник святого объявлялось всем королевское прощение. Да потом церковь всё решила иначе. Темницы освобождаются, но теперь узников не прощают, а казнят.
