– Не нравится им, что мы едем, – сказал Степан Горбунов. – Их это место! Заговоренное!
– Это как же? – спросил я.
– А вот так же, – едва дело касалось мистики, мой товарищ менялся на глазах, его уверенность в себе проходила, как это было с ним в Праге. Мир теней страшил Степана! Он и прежде наслушался о проклятом месте и проклятой церкви, а теперь все видел своими глазами. – Люди с доброго места сами не уйдут. Тут злые силы расстараться должны. Ой как должны!
– Брось ты, Степа! – оборвал я его. – Себя-то запугивать! – я озирался по сторонам: пустое русло реки под снегом, лесочки вдалеке, пологая гора с церковью, которую точили неведомые силы, и воронье. Место и впрямь было зловещим! – И меня грешным делом, – не удержался и добавил я.
– Как скажете, – молвил Степан. – Да как тут промолчать? Колдовское это место, Петр Ильич! Ему, Дармидонту Михайловичу, сам Бог в милости отказал!
– А ваш Степан прав, – сказал ехавший рядом Жабников.
Где-то в этом краю и родился Дармидонт Кабанин, как и его дед, и его отец, разглядывая голые заснеженные окрестности, думал я, эта земля явила его на свет. Многое натворив, тут он построил огромный храм, решив стать ближе к Богу, решив, что может купить и кусок неба, как покупал все остальное на земле, но небо отвергло его, сказало: я тебе не подвластно. Ни твоей силе и воле, ни твоей жажде владеть всем, и уж точно ни твоим деньгам! Пользуйся этим миром, где ты жив сейчас, пользуйся до срока…
– Горазд сказал, что под этой церковью подвалы глубокие, – заметил Жабников. – Целая цепь коридоров!
– И что нам теперь делать, под землю лезть? – легкомысленно поинтересовался кто-то из офицеров.
– Если надо, и под землю полезем, – кивнул майор.
– А если они там затаились и только этого и ждут?
– Разговорчики! – прервал их майор. – Я десять лет гоняюсь за этим вепрем, за этим диким кабаном, которому ни бог, ни черт не страшны! – майор зло оглянулся на своих говорунов. – Он полковника Толоконникова, вашего командира, на куски разметал бомбой, и не одного, а с адъютантом и закройщиком, между прочим! Как рябчиков – дробью! Так что под землю полезете, коли надо будет!
– Есть, господин капитан, – усмехнулся кто-то. – Пропащие мы души, господа!
– Да чего ж они так разлетались-то?
– Знаю я, чего, – вдруг проговорил Степан Горбунов и взял винтовку на изготовку. – Вон там, на колокольне, в окошке! Петр Ильич, люди там! – его голос становился все громче. – Эй, братцы, следят за нами! Стрелки там!
И когда он выкрикнул эту фразу, именно с колокольни и прозвучал выстрел. Офицер, который только что сказал: «Пропащие мы души!» – схватился за простреленное горло и вывалился из седла. Вороны тучей вспорхнули в зимнее небо! Одновременно с первым выстрелом грохнули еще три – и трое жандармов сковырнулись со своих коней. Две сотни черных ворон, страшно галдя, закружили над пустой, полуразрушенной церковью и заснеженным холмом.
– Петр Ильич, прятаться надо! – закричал на ухо мне Степан и спрыгнул с коня в снег.
Наше войско не успело опомниться. Только взволновалось, схватилось за оружие. Новый разрозненный залп прокатился тотчас же за первым – и еще четверо полицейских повалились с коней.
– Спешиться! – хрипло прокричал Жабников. – У них винчестеры, Петр Ильич! Прячьтесь, перебьют ведь! Как куропаток перестреляют!
Третий залп оказался роковым для майора. Жабников задохнулся от пули, прострелившей ему грудь, покачнулся в седле и вывалился – в снег. Как можно было оказаться такими легкомысленными? – думал я, сам бросившись в снег лицом, стараясь не поймать пулю и не попасть под копыта своего же коня. – Как можно было оказаться такими глупцами? В мгновение ока из охотников мы превратились в дичь. В течение одной минуты мы потеряли пятую часть нашего войска. Уже все полицейские бухнулись в снег, но темные шинели были заметны! Мишени! Лошади взбесились, стали метаться в глубоком снегу, нескольких человек затоптали на месте. Повезло тем, кто был в санях – они укрылись за ними и теперь отвечали огнем. Под Степаном Горбуновым, моим снайпером, лошадь была убита, он вовремя спрыгнул и теперь прятался за ее вздрагивающей тушей. Лошадь поднимала голову, окликала хозяина ржанием, но не до нее было ему сейчас. Я отполз к ближайшим саням, где один из наших спецов был застрелен и лежал с запрокинутой головой. Другие прятались.
– Вот черт, вот черт! – повторял еще один сыскарь. – Кто ж такое предположить мог?! Ведь как в аду оказались?!
На всем пространстве, которое занимало войско, подойдя к церкви, лежали трупы наших товарищей. Снег повсюду окрасился кровью. Стонали раненые. Жалобно ржали подбитые лошади. Кувыркались в снегу. Другие метались по тому же пятачку, и прятаться надо было от них. А Кабанин и его казаки более не шутили. Били наверняка. Мстили. Я поднял голову – хотел отыскать глазами майора Жабникова – и пуля срезала с меня шапку.
– Господи спаси! – прошептал я, прячась за санями.
И точно потехи ради они били по последним лошадям, которые носились по этому полю с диким ржанием, точно предчувствуя скорую смерть. Чем не мишень! Они перебили даже лошадей из троек. Пятачок заснеженного поля перед церковью превратился в гору трупов – людей и животных, в кладбище!
