А теперь, вперед, ар-рш!..
И понеслись, аки мустанги. Ну а как же? Жить-то хочется…
Пол, покрытый пушистой пылью, россыпи фосфоресцирующих грибов по углам, обглоданные крысами кости, весьма напоминающие человеческие, зловещий шепот сквозняка, сполохи фонарей выхватывают истлевшие обломки древнего горняцкого оборудования – я чувствовал себя актером, снимающимся в каком-то приключенческом фильме. Вот только таймер на бомбе, неумолимо отсчитывающий минуты, давал некое понимание того, что второго дубля может и не быть.
Я подивился сюрреализму происходящего и рыкнул Топору:
– Ну?
– Там… – Дойч жадно хватал ртом воздух. – Там… за поворотом провал… Полсотни метров осталось… Надо… осторожней… может быть заса…
Он не договорил, потому что мы на полном ходу, нос к носу, столкнулись с группой британских солдат, вынырнувших нам навстречу из-за поворота.
Дальнейшее осталось в памяти как череда черно-белых кадров.
Приклад моего дробовика, описав дугу, врезается в чью-то перекошенную морду, обрамленную пышными бакенбардами. Лязг рычага затвора, оглушительный грохот выстрела – и ослепительный сноп пламени клюет в грудь еще одного солдата.
Еще выстрел, еще один, еще…
Пустой винчестер летит на пол, и тут же чья-то омерзительно воняющая потом туша сбивает меня с ног, разом выбив воздух из груди.
Едва не задохнувшись, умудрился выдрать браунинг из кобуры и, ткнув его в бок солдату, два раза подряд нажал на спусковой крючок. Сбросил мертвое тело с себя и, не вставая, расстрелял магазин, ловя мушкой остальных солдат.
Последним получил пулю офицер, опустошавший барабан револьвера: методично, словно в тире.
Отталкиваясь ногами, на заднице отполз в сторону, перезарядил пистолет, прицелился…
И опустил его, потому что уже не в кого было стрелять. Повел взглядом, и сразу вскочил, гоня прочь жуткую догадку.
– Вилли, жмот ты прусский, вставай… – Я перевернул его на спину и едва не застонал – левая глазница оружейника превратилась в провал, залитый черной жижей.
Подхватил чудом не погасшую ацетиленовую лампу, поднял ее повыше…
Вот Оле, а рядом его брат Свен – все истыканы штыками, поодаль Изабель и Волк – лежат, словно обнявшись, в одной громадной луже крови. Но как же так? Бриттов было немногим больше…
– Простите, парни, – выдохнул я, цепенея от горя. – Так не должно было случиться.
– Scheie!.. – Один из трупов британцев вдруг зашевелился, сполз в сторону, а из-под него показался весь залитый кровью Топор.
– Хайнц!.. – Я пинком отбросил мертвеца. – Жив?
– Почти… – прохрипел Топор и утер рукавом сбежавшую с уголка рта струйку крови. – Почти, Михаэль… Что с нашими?
– Нет наших. Никого. Остались только мы с тобой.
– Черт… – Хайнц болезненно закашлялся, зажимая грудь руками. – Я… я…
– Все будет нормально. – Я распахнул его куртку и выругался – свитер был весь залит кровью.
– Уже не будет… – откашлявшись, тихо, но спокойно прошептал Топор. – Я отчаливаю…
– Я тебя сейчас перевяжу.
– Не надо, Михаэль… – Хайнц отвел мою руку. – Это бесполезно. Иди сам…
– Но…
– Сам! – твердо повторил Топор. – Дальше в полу будет провал. Зацепишь веревку и спустишься. Там невысоко… Иди по этому коридору до самого конца… Ход в нескольких местах привален, но протиснуться можно… Выйдешь в штреки старой шахты. Выход из нее ищи уже сам. Но он есть…
– Хайнц… – Я хотел ему что-то сказать, но не нашел слов.
– Иди… – Топор оттолкнул меня и закрыл глаза. – Дай спокойно отчалить…
Ну что же…
– Спокойного плавания, парень. – Я взглянул на часы, подобрал свой дробовик, бухту веревки и побежал по коридору.
Бежал, обдирая колени и локти, полз сквозь обвал, опять бежал, но все-таки успел. Ровно за пятнадцать минут до взрыва добрался до провала в полу, через который было переброшено бревно.
Попробовал посветить вниз, ничего толком не рассмотрел и принялся готовиться к спуску.
Укрепил канат, подтянул снаряжение, повесил дробовик через плечо, привязал лампу к поясу, покрепче ухватился и повис, слегка раскачиваясь над пропастью. А вообще, хрен его знает, пропасть там или еще что.
По расчетам, у меня в запасе остается около десяти минут. Ну… это если самодельная машинерия, чертова жуткая кустарщина, не подведет и не решит сыграть свою игру.