рёвы… Капоряк сам чуть не расплакался, когда вспомнил их, он давно уже не был дома, не вытирал нос брату, не завязывал бантики сёстрам. Но надо было что-то делать: «Пациент ревёт», — совсем по-докторски подумал студент. После этого он незамедлительно открыл свой саквояж с красным крестом, достал валериановые капли, смешал с водой в нужной пропорции и дал Эльзе. Та только взглянула на стаканчик — и заревела пуще прежнего. Боря пощупал её пульс, потрогал лоб, подумал-подумал, стоит ли измерять давление и давать аскорбиновую кислоту, и понял, что в этого ревущего ребёнка не получится впихнуть даже конфету. Он топтался вокруг Эльзы, чесал затылок, открывал и закрывал саквояж и ничего не мог сообразить. Рёв продолжался уже минут пятнадцать. И вот, когда девочка уже начала икать, он вдруг сказал:
— Тебе привет от тёти Тани, кстати.
Рыжая Эльза немного притихла.
— Да-да, привет. Я совсем забыл сказать об этом. А теперь вспомнил.
— От… тёти… Тани? — спросила Эльза и начала вытирать слёзы. — От какой ещё?
— Ну как же, от той самой!
Той самой тёте Тане всё про всех известно. Это неудивительно — ей, наверное, лет двести, хотя и выглядит она намного моложе, лет на восемьдесят, от силы на восемьдесят три. Где она живёт, никто толком не знает, то ли на каком-то острове, то ли на материке. Часто в море встречаются почтовые бутылки с посланиями от неё. Иногда в этих бутылках попадаются письма (с картами), где говорится о сокровищах, пиратах и незнакомых землях. Но чаще всего она присылает примерно такие вещи:
— Вижу тебя!
— Какой молодец!
— Что ты себе позволяешь?
И даже:
— Пожалей свою маму!
Почему-то чаще всего эти записки вылавливают дети. Письма про то, что надо пожалеть маму, — в сумерках, когда родители давно ждут детей к ужину.
Передавать привет от тёти Тани — самое надёжное средство успокоить плачущего ребёнка. Часто это срабатывает и на взрослом. Можете сами проверить, — это и доктора, как видите, рекомендуют. Тем более если привет будет от той самой тёти Тани, не забывайте об этом. Вот и Эльза, хотя и слышала о тёте Тане впервые, быстро перестала реветь, как будто посмотрела на мир новым глазом (в тот момент правым, левый был закрыт повязкой), и сказала:
— Я согласна на зарядку, но фонарь мы зажигать будем.
— Ладно-ладно, утро вечера мудренее, — проворчал Капоряк-мл. и побрёл спать.
Марта и Марк-Филипп
А теперь перенесёмся на яхту «Кормач», если вам ещё не надоело переноситься из одного места в другое. Это не так уж далеко — каких-то сорок морских миль от маяка. Двигается эта яхта вдоль того же самого берега, на котором живёт Эльза.
На судне с самого утра до позднего вечера все всегда заняты делом — готовят корм для береговых животных, а потом складывают его в кормушки. Если по дороге попадается остров или какая-то одинокая морская скала — «Кормач» кормит животных и там.
На безлюдном берегу в тихой бухте на яхту прибились ещё два работника — женщина с сыном. Что можно сказать про них? У женщины светлые волосы, а ресниц почти не видно — такие они белые. Зовут её Марта. У её сына один глаз закрыт повязкой — то правый, то левый, по настроению, — а под носом пробиваются рыжие усики. А его имя такое длинное, что полностью не поместится в эту главу. Назову лишь то, что удалось запомнить. Итак, его зовут Марк-Филипп-Александр-Алик-Фенимор-Грэй-Костэн-Герман-Пушкин-сан-Марк-Филипп. Все моряки стали называть его коротко — Марк-Филипп.
Обычно яхта не входила в ту безлюдную бухту. Голодных животных там всё равно не водилось, кроме того, поговаривали, что в тёмном лесу часто сидят в засаде пираты. Но в этом рейсе всё было по-другому. В этот раз на яхте увидели, как кто-то размахивает белым флагом. Это оказалась футболка Марка-Филиппа. Как только «Кормач» пристал к берегу, мальчик отвязал её от длинного шеста и тут же надел.
Марта и Марк-Филипп не рассказывали, что они делали на берегу, почему захотели уехать и зачем мальчик завязывает глаз, то один, то другой. На судне все были заняты делом, а не пустыми разговорами. И новенькие работали ничуть не хуже матросов, поваров и кормачей.
