И на бумажные листкиКак бы провеивает зернаДоспевшей, вызревшей тоски.Сор легкомысленного слова,Клочки житейской шелухиВзлетают кверху, как полова,Когда слагаются стихи.Его посев подобен жатве.Он, собирая, отдаетПризнанья, жалобы и клятвыИ неизбежно слезы льет.Тем больше слез, тем больше плача,Глухих рыданий невзначай,Чем тяжелее и богачеЕго посев и урожай.
ВОДОПАД
В свету зажженных лунной ночьюХрустальных ледяных лампадБурлит, бросает пены клочьяИ скалит зубы водопад.И замороженная пенаВыносится на валуны,В объятья ледяного пленаНа гребне стынущей волны.Вся наша жизнь — ему потеха.Моленья наши и тоскаЕму лишь поводом для смехаБывали целые века.
В чернила бабочка упала —Воздушный, светлый жданный гость —И цветом черного металлаОна пропитана насквозь.Я привязал ее за нитку,И целый вечер со столаОна трещала, как зенитка,Остановиться не могла.И столько было черной злостиВ ее шумливой стрекотне,Как будто ей сломали костиУ той чернильницы на дне.И мне казалось: непременноОна сердиться так должнаНе потому, что стала пленной,Что крепко вымокла она,А потому, что, черным цветомСвое окрасив существо,Она не смеет рваться к светуИ с ним доказывать родство.
ДОЖДЬ
Уж на сухой блестящей крышеСледа, пожалуй, не найдешь.Он, может быть, поднялся вышеГлубоко в небо, этот дождь.
