свою жэ искать, их и так хватает. Держатся мамонты всегда кучкой. Их, как тех же буйволов не развести. Когда можно самцов отвлечь с фронта, а с тылу, по тихому, теленочка умыкнуть. У мамонтов такое не прокатит.
— А если напугать? Чтобы побежали куда надо!
— Шугануть, говоришь? Есть тут место одно, интересное, земля Осенней Охоты называется. Вот там, как раз, много союзных племен и занимается загонной охотой. Даст бог, увидишь, а захочешь и сам поучаствуешь. Так вот. Еще ни разу, никому, не удалось напугать мамонтов. Все звери бегут, даже тупые, а потому абсолютно бесстрашные носороги бегут, а мамонты нет! Умные и никого не боятся! Собьются в стадо поплотнее, спрячут внутри всех кто помельче и стоят, наблюдают, шевеля ушами, за окружающими гопками. И лучше к ним не подходить. На короткой дистанции от них мало кто убежит, человек уж точно.
А еще, сынок, есть у мамонтов вредная привычка, как впрочем, она встречается и у наших слонов, если кто из своих попадет в беду, будут стараться как-нибудь помочь. В любом случае, не бросят и не уйдут. И даже если член стада погибнет, так или иначе, то могут еще дня два или три быть рядом с трупом и отгонять падальщиков. Хатак сам однажды такое видел. Сломал, как-то умудрившись, один молодой мамонт ногу, так все стадо стояло над ним, все пыталось поднять его, воду в хоботах носило, ветки подтаскивало, но все же умер сердешный. Хатак со товарищи долго ждали, все надеялись поживиться дармовой добычей, и не только они, но куда там, стадо и после смерти своего члена еще трое суток над ним простояло всех отгоняя. А уж когда он окончательно завонял, ушли. Грифам да гиенам еще можно было мамонта жрать, а людям, как бы они не были голодны — нет!
— Блин, батя, а как же, лопатки, бивни, черепа мамонтов встречающиеся в стойбищах первобытных племен?
— Тут нет противоречия особого. Можно и от скелета оторвать и притащить, почему нет. Тут, в прериях, такое найти не редкость. А еще бывает, когда мамонт чувствует приближение своей смерти и тогда он уходит от стада куда подальше. Потом станет и стоит. Не ест, не пьет, пока не упадет. В этом состоянии, если на него напасть, он даже не сопротивляется, умирает молча. Если на такого мамонта набрело какое племя — праздник! Правда, на такую "бесплатную столовую" желающих много. Тут не столько мамонта завалить проблема, сколько от халявщиков отбиться.
Но, как утверждает Хатак, а ему я верю, молодой теленочек, свинка или осетринка, куда как вкуснее старого мамонта…
… С железом — беда. Все попаданцы как попаданцы, у кого метеорит тонн на десять железный, у кого жила чистого магнетита и холма лезет, в крайнем случае, ткни в любую лужу — там болотное железо, а у меня кукиш, да еще без масла. Нету железа! Но вот медь и олово более доступны. Не удивительно, что эпоха бронзы длилась так долго, прежде чем появилось более-менее внятное железо.
— Железо более сложное в технологической обработке. Печи более высокотемпературные, присадки… — пожал плечами Артем.
— Ну да! Сообразить, как смешать пропорции меди и олова, чтобы получить бронзу дотумкали. Засунуть в бронзу бериллы толченые, чтобы получить "черную бронзу" тоже сообразили, а поднять температуру в печах — ума не хватило?
— Кто знает, отец, кто знает.
— Ну, ученые и историки, я думаю, написали стройную теорию по этому поводу. Жаль, я ее особо не помню, должно быть там все разложено по полочкам, но сдается мне, олово и медь, долгие века, был просто-напросто более доступный ресурс, чем что-либо другое.
— Ну теперь у тебя батя есть правильная литература по металлам. Найдем железо, не боись.
— Да я и не особо переживаю из-за него. Нам тут железные дороги не строить, вот стекло, а лучше обливная керамика — это да! Это прям — я постучал по горлу — во как нужно! Горшки-то это хорошо, но не держат они, как следует, ни воду, ни сироп. Тушенку или чего подобное тоже долго не сохранишь. Воздух потихоньку пропускают. Чего мы только не придумывали. Пока только покрытие из сложно-составного лака, более-менее помогает. Но обливная керамика лучше. Сколько мы не бились, но не получается у нас пока. Как впрочем, и стекло.
— Есть у меня батя и по этому вопросу литературка, точно есть!
— Это здорово! Я бы сказал — просто прэлестно! Теперь уж мы развернемся! — я положил руку на плечо Артема — Я так счастлив тебя видеть сын! Так счастлив!
— Я тоже, отец, я тоже! — он улыбнулся искренней улыбкой, почти такой же, как когда-то в детстве. Мы сидели и наслаждались нашей близостью. И молчали.
— Отец, а как тут вообще — через некоторое время спросил Артем, пошевелив пальцами в воздухе, но я его понял.
— Есть такое понятие в русском языке, Артемка — свобода. А есть понятие — воля! Возьмись перевести эти слова, на какой иностранный язык, так они сольются вместе. А вот для русского — я постучал по груди — они все-таки разные. И здесь, как раз — воля! Даже не свобода Артем — Воля! Ты скоро это ощутишь. И ты правильно сделал, что ушел за мной, сынок! Здесь мы сами определяем свою судьбу! Мы, и Господь Бог!
Любая дорога заканчивается, рано или поздно. Вот и мы, наконец-то, дошли до дома. Народ выскочил нас встречать веселой толпой. Самые шустрые добежали первыми. Мод и Лили, крутясь под ногами создавали еще большую суматоху. Все обнимались, радовались, что ушедшие вернулись, не только живы, но и невредимы. И конечно, не заметить моего сына было очень трудно. Артемка стоял рядом со мной и наблюдал эту кутерьму, со странным выражением на лице. Откуда-то, из дальнего конца лагеря, наконец-то прибежала моя Белая Волчица и повиснув у меня на шее, соединилась со мной долгим поцелуем. А когда оторвалась от моих губ, то стала разглядывать сына с любопытством детской непосредственности.
