жить.
Я трясущимися руками набрала с ее телефона номер такси и назвала адрес. Я боялась даже пошевелиться. Сообщение о том, что машина подъехала, пришло через пятнадцать минут. Лерка, обессиленная и измотанная истерикой, сидела на полу посреди идеально чистой комнаты, и кто-то невидимый прядь за прядью расчесывал и укладывал ей волосы.
– Лера, – я боялась подойти. – Идем.
Она кивнула, попробовала встать, но без сил снова опустилась на пол. Мне казалось, он схватит меня. Я готова была закричать от любого прикосновения, но нужно было что-то делать. Я подошла и потянула Лерку за руку, попробовала взвалить на себя, но из нее словно все кости вынули.
Я все тянула и тянула, не осознавая, что не смогу не то что дотащить ее до машины, даже подвести к двери. Крикнув что-то бессмысленно ободряющее, я рванула вниз и как-то умудрилась уговорить таксиста подняться со мной и помочь забрать «больную подругу».
Дверь была закрыта, но не заперта. В холодильнике что-то шуршало. Лерка лежала на кровати. Неподвижная, идеально причесанная и одетая, с фарфорово-бледным лицом – она походила на большую куклу, на синеющих губах которой ветер оставил маленькое перышко от лежащей рядом аккуратно взбитой подушки.
Театр (наблюдатель Сергей Пономарев)
Мы подходили к театру со стороны улицы Космонавтов. Лёня шёл, пригнувшись, как партизан в окопе. Я топал следом.
– Не стоит такой риск десяти тысяч, – процедил Лёня и сплюнул на асфальт.
Я кивнул. Не стоит.
Мы подобрались к бывшему зданию почты. Лёня выхватил из-за спины ружьё и заглянул за угол.
– Вроде тихо, – прошептал он.
Я подошёл к Лёне, жестом показал отодвинуться, присел рядом и посмотрел на театр.
Разрушенные колонны напоминали выбитые зубы. Пустые окна гипнотизировали чёрными провалами многоглазого чудовища. Только прекрасно сохранившаяся дубовая дверь напоминала о былом величии театра, куда стекался весь город в поисках зрелищ, новых знакомств и незабываемых эмоций.
– Скоро ночь, – буркнул Лёня. – Надо идти, иначе и нас сожрёт, – он кивнул на театр.
– Сожрёт, – повторил я.
– Знаешь, почему в трёх кварталах отсюда не осталось даже плешивого бомжа?
Я кивнул. Знаю.
– Потому что эта дрянь сжирает даже собак.
Спасибо.
– Ладно, чё встали-то, Сань, – он махнул рукой. – Если начнёт темнеть – я туда и за тридцатку не сунусь.
Перебежали дорогу.
Попытались открыть дверь. Били минуты две. В ответ слышали только уханье. Из-под двери поднималась пыль.
Пошли через окно. Я подсадил Лёню, потом он подал мне крепкую руку.
Шли по пустым коридорам и слушали тишину.
Вышли в зал.
– И что ты ожидал здесь увидеть? – спросил Лёня, доставая сигарету.
Да. И впрямь, что ожидал? Что Марина тут живая стоит и ждёт меня?
Покосившиеся стулья, сцена с чёрными провалами, повисшие с балкона остатки люстры, хрусталики под ногами – всё, чем встретил нас великий театр.
– Твою жену не вернуть. Мне жаль, – Лёня сказал то, что должен был.
Я кивнул.
– Зачем ты меня-то брал? – спросил он, разрезая спёртый пыльный воздух кольцами дыма. – Ещё и чирик дал? Может, верну половину, а?
Вот это он говорил искренне.
– Боялся я один, – пробормотал я и уселся на крайнее кресло.
– Пора идти, – Лёня пошёл к выходу.
– Иди.
