клокотание, он упал на колени, затем повалился на бок, выронив предмет и схватившись за грудину. Витька подбежал к нему, мельком взглянув на вывалившийся из его руки желтый брусок. Но было не до него, Леха хрипел и выгибался, глаза были мертвы и широко открыты. Подбежал Федор, схватил за запястье, потом сбегал к реке, принес в пригоршне воды, вылил в рот бедняге. Приступ прошел, Леха тихо распластался по мху, затем поморгал, придя в себя, задышал, но сказать ничего не мог.
– Скачок давления это, гипертонический криз. Врачи говорили, когда я в морге санитаром работал, многие умирают от этого – инфаркт или инсульт. Да он молодой, выкарабкается, Господь милостив, – пояснил Федор.
Витя с ужасом смотрел на Леху. Вроде здоров был вполне. И только Анастасия и Артамон, которого когда-то звали Евгением Петровичем, бывший учитель физики и несостоявшийся кандидат наук, видели, как громадный волк, ярко светящийся в Настиных незрячих глазах, прыгнул на Леху, разорвал ему грудь, вырвал кусок тусклого света из нее и скрылся в тайге, стеной подступавшей к Ларевке.
Идти Леха мог с трудом. Федор и Витя дотащили его до избушки, положили на топчан. Артамон заварил лечебный чай, Федор отпаивал больного.
Настя и Витя сидели на скамейке, когда Артамон вышел наколоть дров.
– Ты веришь в Бога? – неожиданно спросил он Настю, воткнув топор в чурбак и отряхнув руки.
– Конечно. Как же в него не верить, он управляет этим миром. Если бы его не было, и мира бы не было, – не задумываясь, произнесла Анастасия.
– А вы, молодой человек?
Витя отрицательно помотал головой. Потом осторожно посмотрел на Настю, боясь, что она увидит его движение, но девушка спокойно сидела, чуть болтая ногами.
– Ну как же так, совсем-совсем не верите? Ни капельки? Ни во что? А в судьбу хоть?
Скрывать было уже нечего.
– И в судьбу не верю. Человек сам себе судьбу определяет. А Бог – это предрассудок из Средних веков, когда не существовало науки и нужна была религия и что-то сверхъестественное, чтобы объяснить природные явления. Вроде вы же умный человек, всё должны понимать.
– Я на ум не жалуюсь. Но вот вопрос, на который есть ли ответ у вас, молодой человек: представьте, что Бога нет, души нет, и после смерти есть только черви. И представьте, что вы умираете. Все мы когда-нибудь умираем; просто в возрасте, когда полно сил и здоровья, нам кажется, что это так далеко – представить такое почти невозможно. Как вам. Но постарайтесь. Представили? Теперь подумайте, как много вы знаете, умеете, как много в вас человеческого, как много вы прочли книг, посмотрели фильмов, узнали людей. И вот вы умерли, и всё разом прекратилось. От вас ничего не осталось, а то, что есть – это корм для червей. Неужели ваша жизнь, все смыслы, что вы в нее вкладывали, так бездарно прервется, и больше ничего не будет? Вы в это верите? Вам это симпатично?
Витя, неожиданно представив, что умирает и что ничего от него, такого умного и, вероятно, красивого, не останется, пустил нежданную слезу и помотал головой.
– Нет, – выдавил он из себя. Настя погладила его по волосам невесомой своей рукой.
– Вот вам и ответ, молодой человек. Стоит ли не верить в высшее? Стоит ли судить людей и управлять ими, если ты всего лишь равный среди равных? Ипостаси Бога, Высшего разума или еще кого – абсолютно различны, объединяет их одно: он вмешивается в нашу жизнь, регулирует ее по своим, неведомым нам законам. Но мы – его частицы, и мы вечны. Более того, мы можем немного влиять на него через свои возможности. Влияя на него, мы опосредованно влияем на себя. Знаете теорию вероятности?
Витя кивнул, шаря в глубинах своей памяти. Артамон продолжил:
– В теории вероятности есть один из типов распределения – нормальное, или Гауссово. Если человек будет стремиться к какому-то результату, то плотность вероятности будет расти при одном и том же математическом ожидании.
Витя потряс головой, но курс теории вероятности оттуда не выпал. Артамон понял, махнул рукой:
– Короче, если вы будете кидать в воду камешек, дабы, как Прутков, наблюдать круги от него, то вероятность того, что вы попадете в одну и ту же точку, будет мала. Но если вы постараетесь, потренируетесь, то станете попадать гораздо чаще, и круги от камешков будут красивыми, правда, вы все равно будете мазать и портить картину, как бы сильно ни старались. Так вот, вы не можете изменить ничего, но можете опосредованно повлиять на Высший разум, постаравшись достичь результата. Федор!
Федя стоял, прислонившись к косяку двери, и слушал. На свое имя он встрепенулся, посмотрел на Артамона.
– Хочешь получить манну от Господа – постарайся поймать рыбу. Будет у тебя рыба – будет потом и манна. Понял? – сказал Артамон, вручая Феде вполне современный спиннинг. Федя кивнул, перекрестился и даже спиннинг тоже осенил крестным знамением.
– Ну, пора вам, собирайтесь. По течению сплавитесь тихонько, через день будете у Вижаихи. Как там больной, оклемался?
Федя утвердительно кивнул головой.
Леха безропотно собрался, никого не ожидая, пошел по тропе от избушки Артамона, даже не повернув головы на прощание. О золоте он не вспоминал, вообще мало говорил. Федя побежал вслед за ним. Настя обняла старика, Витя пожал ему руку. Взгляд Вити упал на скамью, там лежал слиток, выпавший из руки Лехи в это злополучное утро. Ладонь потянулась к нему.
