Гончего. – Его губы тронула легкая улыбка.
Устранить Карла Ротенбергера, за спиной которого стояла сама Черная Королева, было невозможным, а потому Орден решил довольствоваться хотя бы малым – отдать Карла на суд Лиги Орлов. Для этого, правда, требовалось собрать доказательства его незаконной магической деятельности, чем адрианиты филиала, которым руководил Август, и занимались. Однако Ротенбергер был человеком не только умным и хитрым, но и весьма осторожным. Он нигде не оставлял своих следов. Устранял свидетелей. Не давал ни единого повода для того, чтобы его можно было в чем-то подозревать. Даже находясь в городе, он имел официальную причину – создание базы Черной Розы в этом регионе в связи с тем, что розианцам требовались ученики – одаренные магией дети, которых в этой части мира стало рождаться больше, чем в других. Карл Ротенбергер был полноправным уполномоченным представителем Черной Королевы, и никто не мог предъявить ему каких-либо обвинений. Он даже взял себе в ученики двоих детей – ту самую обладательницу прозеванного Орденом кулона и будущего техномага. И, как положено учителю, не только занимался с ними, но и привозил на ежегодные экзамены.
– Нам на руку, что, пока что Ротенбергер не знает, – артефакты Славянской тройки привязаны к городу. Куда бы ни уехал Хранитель, его будет тянуть назад.
– Я помню это, – усмехнулся Реутов. – Девчонку-Хранительницу тоже притянуло назад. Почему это происходит? – поинтересовался он.
– Место силы, что питает Славянскую Тройку, где-то неподалеку. Быть может, это захоронение Вольги. Или его личное место силы когда-то. Мои люди еще не выяснили этого, – отвечал спокойно Великий Артефактор. – Как бы то ни было, все три артефакта находятся в пределах определенного радиуса не более двухсот километров.
Они разговаривали еще почти час. И когда убеленный сединами пожилой мужчина покидал номер, Тимофей самолично провожал его до двери, за которой стояла охрана.
– Я сделаю все, что будет в моих силах, Великий Артефактор, – с уверенностью в голосе произнес Реутов на прощание.
Встретиться один на один с Карлом мне удалось только спустя несколько дней, во вторник. Случай с рубашкой все никак не вылетал у меня из головы, и перед иностранным гостем до сих пор было неловко. Да и, честно говоря, меня к нему ужасно манило. Когда я пару раз видела его издалека, сердце мое уже вполне так традиционно начинало биться быстрее, а меня саму начинали одолевать разные то ли сомнения, то ли фантазии: а не он ли спас меня тогда, в школе, во время взрыва газа?
Если верить логике, то это не мог быть Карл. Скорее всего, виною всему были мои ассоциации и собственные тайные желания – я хотела увидеть в немце тот самый образ героя-спасителя, в который влюбилась. Мозгу надоело, что его хозяйка испытывает чувства непонятно к кому – то ли к мечте, то ли к иллюзии, то ли к фантазии. И потому, узрев Карла, внешне похожего на мужчину, спасшего меня, мозг радостно попытался перенастроить мои чувства на него.
Кажется, у мозга это хорошо получалось, и он ликовал. А вот сердцу подобный поворот дел не очень-то и нравился.
Узнав у Арины расписание Карла, я все-таки нашла время и подкараулила его после семинара с второкурсниками. Из аудитории он выходил в компании восторженных студенток, которые, видимо, разглядели в статном высоком черноволосом мужчине своего идеального преподавателя. Они восторженно смотрели на него, щебетали что-то, смеялись, а он был словно само спокойствие – этакая скала, которая разрешала звенящим ручейкам бежать рядом со своим подножьем.
– Завидую, у нас английский, а не немецкий, – проговорила стоящая рядом со мной красноволосая девчонка-третьекурсница, которая вместе с подружкой наблюдала за герром Ротенбергером.
– Да уж, – согласно протянула та. – Крутой препод. Интересно, ему студентки нравятся? Может быть, у кого-то шанс будет.
– Говорят, у него что-то с новой аспиранткой на кафедре литературы, – вздохнула первая красноволосая.
– Она та еще ведьма, – поморщилась ее подружка. – Но ничего так с виду. Может, она его и окрутила.
Я хмыкнула. Какие интересные слухи пошли по университету.
Дождавшись, когда студентки таки отлипнут от Карла, я решительно двинулась за ним и нагнала неподалеку от кафедры.
– Здравствуйте, – сказала я, скрывая легкое волнение.
Немец остановился, с удивлением глядя на меня. К моей досаде, он, кажется, не мог меня вспомнить.
– Добрый день. Вы – мой студент? – уточнил он.
В рубашке с короткими рукавами, обычных джинсах, с темными волосами, стянутыми в аккуратный низкий хвост, – он казался этаким образцовым европейским преподавателем, которые славились своей демократичностью в общении с простыми студентами. Так девчонки, которые учились по обмену, рассказывали, что со своими преподами, особенно молодыми, они отлично общались и даже ходили вместе в бары и на разные мероприятия, потому что в этом никто не видел ничего зазорного.
– Нет, – решительно мотнула я головой. – Я не ваш студент. Я аспирант с кафедры литературоведения, – уже на его родном языке добавила я.
– А, вы та самая девушка, которая отлично говорит по-немецки, – почти обрадовался Карл. – Я вспомнил вас, да.
– И я же – причина пролитого кофе на вашу рубашку, – напомнила я занудно. – Мне до сих пор ужасно неловко.
