летели всю ночь до Оттавы. Потом сели на самолет, половину которого занимал груз, а половину – пассажиры, и летели три часа с многочисленными остановками. В то время как ландшафт внизу сменялся с зеленого и холмистого на серый и гористый, а потом на белый и зубчатый, я начала думать, не совершила ли я ошибку. Чем дальше мы летели, тем более суровой становилась земля.
Когда мы прибыли в Икалуит, там было минус 25, и температура постоянно понижалась. Как нам сказали, в это время года продолжительность светового дня была минимальной – два часа. Услышав это, я действительно начала волноваться, что недостаток света вгонит меня в депрессию. В то время я встречалась со своим будущим мужем, и он согласился сопровождать меня в путешествии. Он сказал мне, чтобы я успокоилась и набиралась впечатлений.
Уже через 39 секунд после высадки я не чувствовала пальцев на руках и ногах, моя цифровая камера отключилась, нос покрылся инеем и замерз, и я не могла глубоко вдохнуть. Пилоты сказали нам, что за несколько часов температура понизится до минус 35. Но мы приехали сюда именно за этим, и мне надо было собраться с силами. Я решила забыть о страхе перед холодом и зимней депрессией, повернулась к Крису и сказала:
– Вот мы и здесь, малыш. Когда-нибудь мы посмеемся над этим.
Нашей первой остановкой был магазин снаряжения, где мы купили шубы из шкуры северного оленя, ботинки и перчатки из меха котиков. Эскимосы годами совершенствовались в искусстве выживания, используя исключительно доступные им ресурсы. Когда мы останавливались поговорить с ними и рассказывали, что я должна построить иглу, нам всегда говорили о двух традициях: жевании ботинок и обмене женами.
Нам рассказали, что женщины жевали кожу, чтобы ботинки их мужей были мягче; они грызли ее до тех пор, пока она не становилась мягкой и гибкой. А если эскимос ищет прибежища в вашем иглу, предложить ему еду, кров и свою жену – традиция! Я шепнула Крису, что ни одна из этих традиций не осуществится до тех пор, пока я считаюсь «его женщиной»!
Первую ночь мы провели в отеле, чтобы акклиматизироваться. Я вглядывалась в окно, но так и не увидела северного сияния.
На следующее утро мы полетели вверх вдоль побережья на маленьком самолете, сделав на пути три остановки, чтобы подобрать биологов, исследователей северных оленей и сбившегося с пути раненого охотника. Последнему требовалась медицинская помощь, но ближайшая больница находилась в 12 часах лёту.
Мы приземлились в Понд-Инлете, вероятно, одной из самых северных обитаемых деревень на континенте. Мои веки замерзли, мы углубились на 640 километров за Полярный круг. Это было неплохой идеей, верно?
Следующей остановкой был частный дом, в котором мы должны были переночевать. Нас ждала с ужином очень приятная семья. В какой-то момент наш гид (назовем его так), Хэмми, спросил, не хочу ли я выйти на улицу, чтобы принести лед для напитков. Мне показалось странным, что у них в холодильнике не было форм для приготовления кубиков льда. Выяснилось, что надо было выйти во двор и при помощи ледоруба отколоть кусочки льда от огромного айсберга, застрявшего в замерзшем море. Он будет торчать там до лета, после чего продолжит дрейфовать на юг. А пока он служит самым большим в мире кубиком льда.
Первое, что я увидела, выйдя на улицу, – лежавшего на земле мертвого морского котика. Я ахнула и быстро поняла, что эскимосы едят мясо тюленей, которые из-за своего размера не помещаются в холодильник. В общем-то, весь двор был холодильником. Мои глаза привыкли к темноте, я взглянула вверх и увидела нечто подходящее для съемок фильма «Франкенштейн». Это была огромная гора льда. Я испытала благоговейный ужас перед этой глыбой и не могла не броситься к ней со всех ног. Я еще никогда не видела ничего столь огромного и зловещего. Глыба выглядела очень впечатляюще.
Снаружи было темно, но в свете луны все приобретало красивое тусклое сияние. Когда я бежала к глыбе льда, чтобы коснуться ее руками, я вдруг услышала, как Хэмми что-то мне кричит. Оглянувшись, я увидела, что он бежит ко мне, сжимая в руке длинный металлический шест (позже он назвал его «другом охотника»).
Я запаниковала. Испугавшись, что я нарушила какие-то эскимосские обычаи или что меня вот-вот сожрет какое-то огромное животное, я застыла с поднятыми вверх руками, словно меня арестовали. Когда он приблизился ко мне и начал кричать на смеси английского и юпикского, в моей голове вспыхнул заголовок статьи: «Американская актриса заколота в сердце взбесившимся гидом-эскимосом».
Хэмми показал мне, что если бы я сделала еще один шаг вперед, то провалилась бы в полынью, окружавшую айсберг. Очевидно, айсберги время от времени двигаются. Малейшее движение такой громадины ломает окружающий его лед. Люди иногда падают в такие провалы и могут погибнуть.
Потрясенная, но, к счастью, целая и невредимая, я стояла и делала то, что он говорил. Хэмми показал копьем, что вода очень глубокая. Потом он подцепил кусок льда, чтобы отнести его в дом. Он пошел вперед и помахал мне, чтобы я следовала за ним.
Я так и сделала, но потом остановилась и на минуту оглянулась, чтобы запомнить все это.
Я стояла в одиночестве и тишине при тусклом лунном свете и опустилась на колени, чтобы подумать. Передо мной возвышался монументальный, спокойный и могучий монолит, лед скрывал бурное море. И хотя северного сияния все еще не было видно, я почувствовала себя частью чего-то великого. Я хотела как-то особенно отметить эту минуту, так что помолилась за своего усопшего друга и спокойствие разума и сердца для себя и тех, кто в этом нуждался. Каким-то образом я чувствовала, что мой друг присматривал за мной, и решила, что он не хотел, чтобы я ушла за ним так скоро!
Вернувшись в дом, я сразу же посмотрела на кусок льда. Я еще никогда не видела такого красивого голубого цвета. Он на самом деле сверкал. И я
