Нила.
Я знал, как работает телевидение, и понимал, что ни один из этих ритуалов не будет иметь успеха на телевидении. Мне нравилась идея найти заклинателя змей, может быть, кого-нибудь из суфийской секты Рифаия: говорят, они способны без опаски держать змей в руках. Я искал специалиста по левитации, и меня познакомили с каирским театральным агентом, принявшим меня в десять вечера в своей спальне. Рядом с ним в халате сидела его жена, она вела себя так естественно, словно была полностью одета, а мы находились в офисе (на самом деле спальня и была его офисом).
– Подобное, – сказал он и вытянул руку на покрывале, а потом медленно поднял ее вверх, – все труднее выполнять на сцене. Люди уже не ходят на представления, как когда-то. Кто может соперничать с телевизором и компьютерными играми?
Он был прав: когда я наконец-то увидел это действо на деревенской ярмарке, оно выглядело неубедительно.
Затем я слышал о суфии, жившем в гробнице в Городе мертвых. Он мог вводить себя в транс и насквозь протыкать щеки спицей без боли и крови.
Ясное дело, мне не хотелось смотреть то, что показывал этот человек; его действия были связаны с верой, а не с развлечениями. Веком ранее, во время религиозных праздников на улицах Каира устраивались невероятные представления. Суть одного из них заключалось в том, что выстроившиеся в ряд приверженцы суфизма клали во рты кинжалы, а шейх шел по эфесам, никак не раня суфиев. Другие суфии в трансе лежали на земле, а шейх скакал по ним на своем коне, снова не нанося никакого видимого вреда. Но правительство начало с подозрением относиться к подобной эзотерике и запретило эти публичные выступления. Хотя я смог убедить суфия показать мне свое искусство (это происходило в его доме-гробнице, он был погружен в транс и был одет в зеленые одежды) и я до сих пор не могу понять, как это делалось, было очевидно, что это тоже никогда не появится на экране. И тогда я вернулся в Александрию.
Через человека, познакомившего нас, я отправил сообщение Бафе, попросив его подготовиться и пообещав хорошо заплатить ему за выступление. Пришел ответ: он будет ждать меня на горной дороге, рядом с рыбацкой мечетью. Я, полный надежд, сел на поезд, идущий к северному побережью.
Бафа предложил встретиться на закате, в конце жаркого дня. Это время проводят одинаково по всему Средиземноморью: люди выходят из домов, чтобы подышать воздухом и поприветствовать друг друга. Над головой кружили ласточки, широкая дорога вдоль гавани была забита автомобилями, на маслянистой воде выстроились в ряд рыбацкие лодки. На набережной было полно людей, дети и матери бегали и кричали. Среди них выделялась одинокая, неподвижная, величественная фигура. Это был Бафа.
Он стоял перед маленьким столиком на краю широкой пешеходной дорожки. На его голове был тюрбан из золотистой ткани, подходящей к позолоте на его жилете и швам на чистых шароварах. Он выглядел великолепно. В руке Бафа держал большой барабан. Когда он начал бить в него, созывая зрителей, вокруг него образовался круг, сначала маленький, затем побольше. Так он объявил о начале представления. К тому времени, когда он перестал барабанить, перед ним было человек 50–60.
Трюки были шаблонным арсеналом циркового фокусника: ловкость рук и экстравагантные жесты, заставившие нас всех смеяться и хлопать в ладоши. Фокусы следовали один за другим, и толпа преображалась. На какое-то время взрослые забыли о своих проблемах, о ползущих и сигналящих машинах и вспомнили свое детство. Дети были поражены силой внушения. Но больше всего (даже больше, чем кролик, превратившийся в голубя) меня удивил сам маг. Во время своего представления Бафа излучал величие. Он стал выше. Он улыбался. Заботы его неудавшейся жизни были забыты. Это был величайший трюк на набережной Александрии – возвращение волшебника.
Потом ожили громкоговорители перед рыбацкой мечетью: верующих созывали на молитву, и толпа начала рассасываться. Бафа знал, что его минута славы закончилась, и сделал последний экстравагантный жест, низко поклонившись, пока люди еще аплодировали. Он улыбнулся мне. Я улыбнулся в ответ. Моя работа была сделана.
Волшебный сад камней
Пол Кокс родился в Голландии, а в середине 1960-х годов переехал в Австралию. Будучи профессиональным фотографом, он стал самым преуспевающим, самобытным и признанным по всему миру кинематографистом страны. Он посвятил кино более 35 лет своей жизни. Фирменные особенности работ Кокса – глубокий гуманизм, проникновенная и реалистичная концентрация на взаимоотношениях, эклектизм и сложная взаимосвязь с другими видами искусства. Кокс – фаворит международных кинофестивалей, чьи ретроспективы проходили в том числе в Нью-Йорке. Он является одним из
