стенах. Юрек пытался сломить ее сопротивление, но мать оставалась по-прежнему твердой и неуступчивой, терпеливо сносила его «домашний саботаж», прекрасно понимая, на что он направлен.
Юреку не уступила, а перед Здзихом капитулировала.
— Идите уж, идите вместе, если вам так не терпится… — решила она однажды.
Что дать сыну в дорогу, она не знала. Во Франции она неоднократно провожала его в летние лагеря, но там все выглядело просто. Летний лагерь, это не партизанский лагерь в лесу.
Мать дала Юреку поношенную одежду дяди, смену белья, хорошие «воскресные» ботинки, которые она долго рассматривала, перекладывая из руки в руку.
— Береги их, не износи вконец.
Здзих усмехнулся и подмигнул Юреку: «Через месяц только один верх останется».
— Положи это все в мой сак, — сказал Юрек, видя, что мать не знает, куда положить половину буханки ржаного хлеба.
— Что такое «сак»? — спросил Здзих.
— Вещевой мешок, с которым я ездил в летние лагеря во Франции. Уразумел?
— Понял.
— Ну, теперь у тебя есть все, — вздохнула мать и еще раз оглядела комнату, как бы проверяя, не забыла ли она что-нибудь важное. Когда они остановились у порога, она взглянула на сына, и ее веки подозрительно вздрогнули. Она отвернула лицо и звучно вытерла нос фартуком.
— Смотри пиши… — сказала она.
Писать было неоткуда, да и как? Но это она поняла слишком поздно.
Сразу же за Островцом они пошли быстро и не останавливаясь. Здзих, как он говорил, имел условленное место и ни за что не хотел туда опоздать. Юрек шел неумело и со стороны выглядел неуклюжим. Здзих же в своем темном пиджаке и гольфах выглядел человеком, идущим на прогулку. Они шли на восток, в Бодзехувский лес.
Как только сошли с дороги в лесные заросли, Юрек широко раскрыл глаза, огляделся по сторонам. Он представлял себе, что сразу же на краю леса они наткнутся на партизанский лагерь. Здзих, однако, продолжал идти вперед, не оглядываясь.
— Где они? — нетерпеливо спрашивал Юрек.
— Не беспокойся. Найдем, — отвечал Здзих.
Деревья в лесу стояли еще голые, но мартовское солнце уже пригревало зеленую травку, которая в скрытых от ветра местах высовывалась из-под земли. В разбуженных деревьях уже началось движение соков, почки на ветках набухли.
— Здзих… а оружие дадут?
— Наверно, дадут!
Мох был еще сырой от недавнего снега. Ноги погружались в него глубоко, как в ковер. Можно было так идти и идти без конца.
— Жалко, что Богуся нет, — вздохнул Здзих.
— Да, жаль.
— Он так рвался в лес.
— Придет.
— Конечно, придет, но когда?
— Может быть, вырвется.
— Может быть…
Когда они уходили из Островца, Богусь находился где-то в пути. Они даже не попрощались с ним. Во время последнего разговора он пригрозил, что если его не пустят, то он сам уйдет.
— А после войны на поезд даже глядеть не буду. У меня он вот здесь! — Он показал на шею.
После войны. Что означали эти слова? Когда это будет? Близко ли это или далеко?
— Как это будет после войны? — задумался Здзих.
— Поживем — увидим, — ответил Богусь.
— Так. Только доживем ли? — с сомнением промолвил Юрек.
Здзих глубоко задумался.
— Кто-нибудь из нас доживет, — сказал он. — Кто-нибудь должен дойти…
На следующее утро Богусь уехал. Они поклялись: «Как бы там ни было, быть всегда вместе». Если это только будет возможно. А неделю спустя оказалось, что это невозможно. Здзих с Юреком ушли в лес. Богусь уехал в Краков с заданием доставить радиостанцию, предназначенную для чехословаков.
Сухо трещали ветки под ногами. Каждый шаг казался им очень громким. Когда подходили к просеке, Здзих поворачивался спиной вперед и так продолжал идти. Делал он это отчасти в целях маскировки, а также и для того, чтобы показать Юреку свою осведомленность в партизанских уловках. Юрек шел за ним следом. «Партизанские приемы», — догадывался он. Кто-нибудь неопытный подумает, что они шли в противоположную сторону.
— Много дадут патронов?
— Двадцать — пятьдесят штук…
— Мало!
— Если все попадут в цель, то много.
И снова минута молчания. Юрек идет след в след за Здзихом, мысленно стараясь понять, много это или мало — пятьдесят патронов.
— В какой отряд нас возьмут?
— А в какой бы ты хотел?
— К Горцу.
— Ого!
— Что значит «ого»?
— Горец отбирает лучших. Все другие — в сторону.
— Я — не все другие.
— В таком случае, возможно, возьмет. Если постараешься, — добавил Здзих, помолчав.
Они выходили из густых зарослей, когда неожиданная команда «Стой!» задержала их на месте.
Громко треснули ветви под сильными шагами, ноги ушли в глубокий мох. Юрек увидел перед собой незнакомого человека с винтовкой, направленной в их сторону.
— А, это ты, Здзих! — Человек приставил винтовку к ноге.
— Привет!
— Привет! Что это за парень? — партизан кивнул в сторону Юрека.
— Свой. Идет в отряд. Они там?
— Там.
Слово «там» оказалось вполне исчерпывающим, Здзих ускоренными шагами шел в известном ему направлении.
— Далеко?
— Нет, уже на месте…
Они спиной вперед перешли очередную просеку и углубились в высокий лес. Юрек осматривался вокруг, стараясь увидеть партизанский лагерь. Он предполагал, что они выйдут на обширную поляну, на которой расположились партизаны. В центре поляны будет гореть костер, и дым его будет подыматься к вершинам высоких сосен.
Тем временем они прошли через старый лес, и Здзих направился в молодой сосновый лесок. Деревья росли здесь тесно, одно к одному, создавая почти непроходимую чащу. Они, согнувшись, продвигались с трудом. Сосновые иголки кололи лица, воздух был пропитан густым запахом смолы. Юрек видел перед собой ссутулившуюся спину Здзиха и его голову, наклоненную вперед. Он так ловко передвигался в густых зарослях, что можно было подумать, что для него это был естественный способ передвижения. Неожиданно Здзих остановился возле молодой сосны и выпрямился. Юрек замер рядом с ним.
То, что он увидел, ни в какой мере не соответствовало тому, что еще минуту назад рисовало его воображение. Среди деревьев лежали несколько десятков людей в самых различных позах. В гражданской одежде и портупеях, они выглядели как переодетые для маскарада.
Из-под лихо сдвинутых на затылок шапок глаза их смотрели внимательно и настороженно. В центре стоял высокий мужчина в военном мундире, с двумя гранатами, заткнутыми за пояс, пистолетом, свободно висящим на плетеном ремне, и бельгийским ручным пулеметом в руках. Юрек окинул восхищенным взглядом фигуру этого человека и затем не без разочарования посмотрел на лицо: розовые, как у девушки, щеки, кроткие глаза и почти детский взгляд.
В это время Здзих направился именно в сторону высокого мужчины и остановился перед ним в положении, которое в действительности должно было означать стойку по команде «Смирно».
— Гражданин командир, разрешите доложить, прибыл.
Офицер приложил два пальца к фуражке и указал на Юрека:
— А этот?
— Это… Француз…
— А, Француз! — Он в течение минуты испытующе смотрел на мальчика. — Ну, если все так, как ты рассказывал, то порядок. Проверим! Лёлек, — обратился он к одному из партизан, — возьми Француза в свое отделение. А сейчас дай ему работу.
Когда Здзих закончил церемонию приветствия с остальными партизанами, Юрек приблизился к нему.
— Как его зовут? — спросил он почти шепотом.
— Кого?
