проверкой — не случилось ли чего.
— Да, мама, я повешусь на шторке. — Полина даже язвить снова начала в своей привычной манере, что значит — моей сестре немного лучше. По крайней мере, все мы на это надеемся. Физическое состояние тоже более менее стабилизировалось: температура больше не превышает норму, прошёл озноб и прочие факторы ложной ангины.
Однако… мир и спокойствие в нашей семье наступят ещё очень не скоро. Папа какими-то путями выяснил, что признайся Полина в том, кто отец её ребёнка…
— Она не знает, Андрей! — Мама уже устала это повторять.
— Да, но даже если бы знала, этого подонка даже без нашего согласия привлекли бы к ответственности! Ей шестнадцать! И наша дочь говорит, что это произошло насильственно.
— А если она знает, кто это? — мама понижает голос до шепота. — Что если он уже совершеннолетний, и Полина просто боится, что его посадят?
— Зачем Полине покрывать этого ублюдка? — закипает папа.
— А если бы он женился на ней? — обычно вклинивается в разговор тётя Алла. — Просто гипотетически.
После подобных вопросов и отец и мама в унисон тяжело вздыхают.
— По закону, обвинения, так или иначе, были бы выдвинуты, — тяжёлые вздохи отца следуют один за другим. — Найти бы только этого…
— А если парень был несовершеннолетним? — перебивает тётя Алла.
— Да ты найди сначала этого выродка! Который… который, сделал это с Полиной!
— Это беременность, Андрей, — будто бы с укором говорит тётя Алла. — Да, мне жаль, что всё так вышло, но это уже случилось, смотри шире! Твоя дочь не больна, в конце концов.
— Одна больна. Вторая беременна.
— Ну прости, что не родила тебе здорового сына!
Вот примерно такие разговоры теперь постоянно ведутся на кухне нашей квартиры. — Ты не передумала? — спрашиваю у Полины, собравшись с духом для этого разговора. Моя сестра вешает на батарею мокрое полотенце и залазит в кровать под одеяло, хватаясь за телефон.
— На счёт чего? — смотрит в горящий дисплей, а не на меня. — Рожать? Так за меня ведь уже всё решили, нет? Они не могут убить ребёнка. Они не варвары.
— Полин, — поёживаюсь от её ответа, но продолжаю говорить максимально спокойно, понижая голос для шепота, — ты не передумала заявлять на Яроцкого?
Смотрит на меня из-под бровей:
— А ты хочешь все девять месяцев тут его рожу видеть?
— Нет, я… — прочищаю горло и заставляю себя говорить дальше, — просто… просто ты не считаешь, что он должен ответить за то, что сделал?
— За то, что ноги мне раздвинул? А кто докажет, что я этого не хотела? Закон? — холодно усмехается. — Или может папочка Яроцкого собственноручно сыночка накажет? Лиза, очнись, деньги решают всё!
Поверить не могу. Ещё вчера моя сестра убивалась горем, рыдала днями и ночами, а сейчас ведёт себя так, будто… будто и не беременна! Да как, так?!
— Лиз, — наконец убирает телефон в сторону и смотрит на меня серьёзно, — я просто хочу, чтобы это всё скорее закончилось. Моя жизнь и без того в ближайший год на Ад будет похожа, а что с ней станет, если начнутся разбирательства, суды?.. И даже после всего этого, причастие Яроцкого ко всему этому дерьму можно будет подтвердить только через девять месяцев. Этого ты мне желаешь? А себе? Ты ведь любишь его до сих пор, да?.. Лиз? Почему молчишь?
А я и вправду молчу. Не знаю, что ответить, как косточка в горле застряла. Каждый день похож на сущий кошмар, и я в нём задыхаюсь, медленно исчезаю…
— Лиз… Чёрт, — Полина свешивает ноги с кровати, на лице растёт напряжение. — Только не говори, что… Лиза! Ты не можешь его любить! Посмотри на то, что он со мной сделал!
Продолжаю молчать.
— Ты же не дура, систер.
— Сомневаюсь.
Теперь замолкает Полина. Смотрит долго и пристально, затем вдруг резко вскакивает с кровати и вылетает из комнаты, громко хлопая напоследок дверью.
За эти дни Макс больше не пытался со мной связаться. Он не ходит в школу. Он будто куда-то исчез.
Но я точно знаю… где он будет завтра вечером.
