— Та-а-ак… — Вдруг поднимается с дивана и берёт меня за руку. — А вот теперь уходим!
Не понимаю, что именно сейчас происходит, но, судя по всему, игра началась.
Слышу, как за спиной гремят бутылки и раздаётся визг девчонок, но Оскар даже обернуться мне возможности не даёт: стремительно ведёт через толпу к лестнице, не сбавляя темпа.
— Говори! — останавливает меня перед двумя здоровыми лбами по центру лестницы — Ромычем и Деном, и подталкивает. — Давай, солнышко, шустрее!
Бросаю суетливый взгляд назад, но всё что могу разобрать это какую-то потасовку в центре тёмной гостиной. Вижу, как кто-то куда-то рвётся, кто-то кого-то не пускает…
— Она в игре, или как? — приковывает моё внимание голос Ромыча.
— Ну, солнышко, не тупи! — Оскар прижимается губами к моему уху и повторяет то, что сказал мне у Зои на кухне: — Это игра, а у игры есть правила! Если не скажешь им пароль, тебе хрен зачтут задание, даже если выполнишь его на все сто двадцать процентов. Так что давай, шустрее!!!
Поднимаюсь на ступень выше, чтобы быть на одном уровне с Ромычем, завожу руку ему за шею, скользя пальцами по потной коже, намеренно касаюсь губами уха и произношу «волшебное заклинание».
— Всё?! — нетерпеливо орёт Оскар, когда Ромыч глядя на меня горящим взглядом, сглатывает, и кивком даёт Оскару добро. Тот хватает меня за руку и тянет за собой наверх.
— Заходи, — второпях заталкивает меня в одну из… судя по всему, гостевых спален дома Светлаковых и захлопывает за нами дверь.
— Ну? — смотрит, будто я кукла безмозглая. — Чего стоишь? Раздевайся.
— О раздевании речи не было.
Оскар расстёгивает рубашку и бросает на пол.
— Ну, тогда так ложись. Пацаны его долго держать не станут. Он же псих вообще!
«Давай, Лиза. Соберись. Ты знаешь, что делаешь. Точно знаешь. Холодная голова… Холодная голова, чёрт!»
— Живей! Живей! — расстёгивает штаны и стаскивает с себя до колен.
Сбрасываю с ног обувь, спускаю рукав платья и залажу на широкую, застеленную чёрным шелковым покрывалом кровать. Скулы от напряжения сводит, а желудок морским узлом завязывается от безумия, что происходит. Изо всех сил убеждаю себя, что поступаю правильно, задираю платье до максимальной высоты, чтобы не засветить трусиками, принимаю расслабленную позу и опускаюсь на одну из больших мягких подушек.
Оскар смотрит на меня оценивающие и в итоге одобрительно хмыкает:
— Ну вот. Вполне терпимо.
Срывается с места и с прыжка приземляется на кровать, при этом выкрикивая что-то вроде «Еху-у-у». Расставляет руки по бокам от моей головы, разводит ноги коленом и устраивается между ними.
А я терплю. Изо всех сил его терплю.
— Теперь целуй меня, — запускает руку мне в волосы и притягивает голову к себе, накрывая губы ещё более омерзительным поцелуем, чем был до этого.
— Обними меня, — командует, отстранившись на секунду.
Сцепливаю пальцы в замок на шее Оскара и вновь позволяю его рту обрушиться на мой. Почему-то думаю о Зое. Представляю её реакцию, если бы она увидела эту картину. Уверена, что в этот раз её бы точно вырвало.
Мысли о Зое кажутся спасительными. Мысли о единственном человеке, которому я всё ещё могу доверять, придают сил и помогают держаться.
Его руки везде… На моей груди, на ногах, на бёдрах. Его дыхание заставляет задыхаться, потому что я практически не дышу — задержала воздух в лёгких и просто позволяю Оскару это со мной делать. Не отвечаю на поцелуи, не смотрю на него… просто терплю, как могу.
Из коридора доносятся голоса, топот ног и чьи-то крики. О, да… я узнаю этот голос — без Светлаковой ни одно представление не обходится. Представляю, как она будет счастлива, заглянув в эту комнату.
Но первым в комнату заглядывает не она.
Дверь так резко открывается, что с грохотом ударяет по стене.
Один.
Слышу его тяжёлое сбитое дыхание.
Два.
Чувствую пропитанный ядом взгляд каждой клеточкой тела, которое сминает в своих ладонях Оскар.
Три.
Открываю глаза.
— Твою мать! — входя в образ возмущённого любовника, Оскар переваливается на бок и спешно натягивает штаны. — Какого хрена?! Тут занято
