Раньше в комплексе зданий размещалась автоматическая фабрика, а теперь на первом этаже громоздились бесформенные глыбы проржавевших станков. Разумеется, всеструментов, как и роботов, здесь уже давно не было — их продали, когда предприятие разорилось. Бoльшую часть приборов забрали с собой прежние хозяева, остальное подчистили местные жители. Теперь постройки напоминали грубый карандашный набросок к прекрасной, написанной маслом картине. Огромные участки крыши обрушились то ли от урагана, то ли просто под гнетом прошедших лет. Ржавчина поселилась везде, где только могла, с другими металлическими деталями разделалась коррозия, а все деревянное пожирала гниль. Лишь керамика и пластик делали вид, будто время им нипочем, если только не считать пыльной патины да пятен излишне оптимистичного мха.
Обнаженный скелет фабрики служил местом встреч Теней, хотя случайный прохожий, даже если бы постарался, вряд ли заметил бы хоть какие-то свидетельства того, что они здесь. Они сливались со своими тезками, падающими в свете закатного солнца, и казались всего лишь их продолжением, а их движения для стороннего наблюдателя выглядели как пляска естественных вечерних теней.
Внутри стены были выкрашены в серый цвет, с элементами золотой и серебряной отделки. С центральной балки свисало огромное темно-лиловое знамя, в середине которого красовалась единственная серебряная слеза. Рядом колыхались еще два стяга: небесно-голубой с белым голубем и травянисто- зеленый с желтой лилией. Гербы дуэлянтов, Манлия и Эпри. Третье же полотнище, подвешенное в стороне, Равн не узнавала: кроваво-красное с белым крестом того типа, что называют «мальтийским».
— Рифф Ашбанала, — сказал Гидула, зашедший в помещение вместе с ней. — Ему выпало быть судьей на смертоубийстве. В конце концов, это ведь его планета.
Тени, которым велели сторожить единственную планету, пользовались особым уважением среди тех детей Абаттойра, кому приходилось заниматься разъездной работой. Командировка, как правило, означала единственное поручение и конкретную цель: сгонять туда и обратно, выполнить задачу и вернуться. И всего лишь одна планета могла показаться малозначительной на фоне необъятного Спирального Рукава, но она была достаточно большой для риффа и его Сорок, которые изо дня в день выслеживали преступников, карали предателей, подавляли инакомыслие и устраняли коррумпированных чиновников. Среди стремительных Теней риффы были подлинными марафонцами.
На расчищенной крытой веранде установили фонтан с лакричным пуншем, и ром струился по чаше из дезинфицирующего камня. Стоявшее рядом трио Сорок риффа играло легкую музыку на лютне, тамбурине и виоле. Живое исполнение на старинных инструментах! Тени и их подопечные мирно общались, из разных уголков доносился смех; вражда была отложена на полку, а былая дружба на время воскресла. Ордена и братства как ни в чем не бывало обсуждали текущие заботы. Равн остановилась, чтобы наполнить чашу. Та была сделана из тонкой керамики, окрашенной в лиловый, чтобы соответствовать цвету флага падарма, и тоже с изображением одинокой слезы.
— Я присутствовал на падармах, — заявил Сорока, стоявший у фонтана, — где над перголой свисали десятки знамен, а дуэли продолжались день и ночь напролет.
Говоривший носил тайчи Екадрины Шонмейзи — инь, окружающий ян, окружающий инь, и цифра, указывающая на то, что в свите этот человек числится под третьим номером. Мужчина посмотрел на лишенную подобной отметки повязку Равн, но ничего не сказал, а только отхлебнул из чаши. Еще вчера их вполне могли отправить охотиться друг на друга. И никто не гарантирует, что этого не случится завтра. Но сегодня, на время перемирия, в соответствии со старинным обычаем, они были братьями и сестрами.
— Мне доводилось видеть, как Тени гибнут в потешном бою, — признался он, — но это первый в моей жизни раз, когда трагический исход спланирован с самого начала.
— Поединок мало чем будет отличаться, — сказала Равн, — разве что окажется короче. Использовать рассеивающую броню запрещено. А так-то результат преднамеренного убийства выглядит в точности так же, как и последствия несчастного случая.
Над ними развернули украшенный кометой стяг Гидулы, привлекший внимание Третьего номера Шонмейзи.
— Старик, — прошептал он, — вот это будет представление, верно? — Заскользив взглядом по знаменам, он начал перечислять славные имена. — Смотри! Лев на лаймовом фоне. Эйния Фарер. А это… желтый и два ворона! Фойто Бхатвик, советник Екадрины. Алое полотнище с черным конем. Это же сам Ошуа Ди Карнатика! О, сколько знаменитых людей здесь собралось… Скажи, Смертоносная, — спросил Равн этот случайный собеседник, чьи глаза увлажнились от восторга, — а ты была на том ристалище, где Хэтборден бился против Билли Чинса? Оно состоялось на Белополье у солнца Тобрука. О да! Когда еще увидишь пример такой благородной доблести? Или хотя бы равное мастерство во владении пистолетом и ножом? Когда бой завершился, они обменялись личным оружием и поклялись сразиться вновь, если на то будет дозволение судьбы, но та им не дала такого шанса. Полный набор был доставлен на Абаттойр, где выставлялся в храме на протяжении целого года и еще одного дня. — Сорока вновь приложился к рому. — Надеюсь, он погибнет с честью.
Равн Олафсдоттр не стала спрашивать, кого именно из дуэлянтов он имеет в виду.
— Великая игра прекрасной жизни, — проворковала она и, осушив чашу, поставила перевернутой на подставку, как велел обычай.
Олафсдоттр уже собиралась пройти к зрительским местам под стропилами, когда Третий номер вдруг схватил ее за руку, — жест в прочих обстоятельствах самоубийственный.
