«Ошуа подал эту еду неспроста», — предупредил Внутренний Ребенок.
— Да, — согласился Донован. — Но зачем?
Внутренний диалог сопровождался порой невнятным бормотанием, длившимся какие-то доли секунды, но и этого хватило, чтобы привлечь внимание Манлия.
Раненая Тень с сомнением на лице окинул Донована взглядом и повернулся к Ошуа.
— Значит, вот он каков, великий Гешле Падаборн, что для борьбы дороже сотни носящих шэньмэты. Тот, чье одно только имя должно привести в наши ряды великое множество соратников… или стоит сказать: должно было?
Он вновь скептически посмотрел на Донована, выловил из своего супа «коготь феникса» и обсосал с косточки мясо.
— Знаете, — продолжил Манлий, обращаясь к тарелке, — я ведь даже не участвовал в той последней битве. Мое подразделение получило приказ соединиться с теми силами, которые осадили Падаборна, но сообщение доставили слишком поздно, потом еще возникли сложности во время сборов… Кое- кто поговаривал, будто командир подразделения умышленно тянул время. Возможно, он симпатизировал Падаборну. Но этого мы уже никогда не выясним, поскольку он исчез после восстания. Будь у нас тогда тот Круг, что есть сейчас у Периферии, приказ поступил бы в срок, и… даже не знаю. В те дни я считал Падаборна гнусным предателем и позором Пасти Льва. А сейчас… сложно сказать. Возможно, он просто опередил свое время.
Он вновь повернулся к Доновану:
— Окажись там мы с братьями, тебе ни за что не удалось бы сбежать.
— Я пока что даже не знаю, был ли там вообще, — пожал плечами человек со шрамами.
Манлий опустился в кресло и облизал зубы.
— Вот что я хочу сказать тебе, Ошуа: наличие Падаборна в наших рядах наверняка склонило бы чашу весов в нашу пользу. Но для этого нужен тот самый Падаборн, каким он был тогда. А эта старая развалина… — Он слегка кивнул в сторону «развалины». — Да я прямо-таки слышу, как скрежещут его заржавленные шестеренки. Боюсь, товар, который ты нам привез, испортился по пути. Кстати, Екадрина-то знает, что он вернулся? Не уверен, что этот калека способен ее напугать. Его разум разрушен.
— Что еще за Екадрина? — оскалился Донован.
— Это та, кто разрушила его, — улыбнулся Ошуа.
На несколько мгновений повисло молчание, но их хватило, чтобы в голове человека со шрамами состоялся мысленный диалог.
Внутренний Ребенок дрожал от страха; Силач рычал и взывал к мести; Ищейка же указал на то, что Екадрине могут быть известны имена других таких же, как они.
«И что? — закричал Внутренний Ребенок. — Какое нам дело до того, что существуют и другие?»
Рядом встал юноша в хламиде. Древнее облачение было распахнуто с правого бока, позволяя увидеть, что, кроме этой одежды, на нем ничего нет. У него было лицо Донована, но только такого, каким он был бы в юности. Юноша опустил руку на плечо человека со шрамами и произнес: «Во имя братства».
Разрозненные осколки сознания Донована могли только гадать, почему этот юноша, да еще девушка в хитоне были единственными из них, кто проявлялся в виде зрительных галлюцинаций.
— Давайте не забывать, — пробормотал Фудир, — что мы должны попасть на Полустанок Дангчао. Нас там ждут дела.
— Он все время разговаривает сам с собой? — поинтересовался Манлий у хозяина корабля.
— Гидула возлагает на него надежды, — сказала Равн.
Манлий повернулся к ней.
— И именно Гидула, твой наставник, некогда заявил Даушу, что война продлится всего десять лет, — указал он.
— Что же, так и было, — ответил Ошуа. — Дважды.
Манлий моргнул, запрокинул голову и зашелся грубым хохотом, грохоча левой рукой по столу.
— Отменная шутка, Ошуа. Старику ее не рассказывал?
— У Гидулы своих полно, — заметил Ди Карнатика. — Зачем ему еще и мои?
— О да. С ним приходится держать ухо востро. Он, может, и стар, но кто лучше него разбирается в этой игре?
— Ему только потому и удалось дожить до седин, — сказала Равн, — что он овладел ею в совершенстве.
— Я ничего против него не имею, — проворчал Манлий. — Его подвиги вошли в легенды. Во время учебы мне приходилось их изучать. К тому же общие цели делают нас союзниками.
— Верно сказано, — произнес Ошуа.
Он поднял бокал с вином, и остальные последовали его примеру. И только Донован после некоторого промедления изобразил нечто вроде пародии на их жест.
— И Названные да падут! — провозгласил Ди Карнатика тост, подхваченный его гостями.
