Струны Быстрых Пальцев поют протестующий мотив.
— Порой, когда проходишь через ад, тебе ничего не остается, кроме одного…
— Чего же? — с любопытством спрашивает ее мать.
— Продолжать идти.
Изящная Бинтсейф молчит. Она чувствует, что спор сейчас идет далеко не только о том, присоединился ли Донован к революции. Молодая Гончая подносит яблоко к губам, но взгляд ее ни на долю секунды не сходит с Тени. Правая рука поглаживает рукоять шокера. Бинтсейф так и не застегивала кобуры. Лучи солнца бьют сквозь прорези жалюзи эркерного окна и вонзаются в ковер, подобно залпам световой пушки.
— Когда мужику плохо, — произносит бан Бриджит, — он бежит к своей возлюбленной.
— Так о-он и бежал, ко-охда я ехо-о по-охитила.
Бан Бриджит бросает косой взгляд на Мeарану и поворачивается к Тени:
— Это ты так говоришь. Может, он и думал, будто что-то здесь забыл, но истинной его любовью всегда была Терра. И именно это яблочко его в конце концов и соблазнили укусить.
Изящная Бинтсейф смотрит на плод в своей руке и откладывает его в сторону. Она подумывает о том, чтобы передвинуть кресло, пока свет не начал бить ей прямо в глаза.
— А я, мама, думаю, — произносит арфистка, — что у него есть и куда большая любовь. Во всяком случае, то, что при должном уходе может стать таковой.
— Ты?
— Мы с ним совершили долгое путешествие… — Арфистка медлит, смотрит на конфедератку и решает не вдаваться в детали. — И у каждого пути всегда есть свой конец. И разве в нашем случае им была не ты?
— А ты — началом, — насмешливо фыркает бан Бриджит. — И когда же он сообразил, что ты приходишься ему дочерью?
— Думаю, уж пораньше, чем ты.
О да, после этого в комнате воцаряется тишина! Лицо бан Бриджит становится белым как мрамор; Изящная Бинтсейф вся поджимается; Равн Олафсдоттр сцепляет ладони и потирает их друг о друга.
— О-обо-ожаю сцены семейно-охо-о во-оссо-оеди-нения!
Спустя пару секунд Мeарана вновь начинает играть, пробуя вначале один мотив, затем другой.
И вот наконец подает голос бан Бриджит, хотя и обращается она будто бы к самой себе:
— Какая разница, чего желал он. Сирена спела, он ушел на зов. — Говоря это, она не смотрит на Равн Олафсдоттр, зато глаза ее рыскают по всему остальному пространству.
— Ах, мама, ’ак ж ты глупа. Ты вс’гда была к’нцом яго п’ти, даж’ если он эт’ не панимал сам. И если п ему над’ было с’крушить ымперию и освободить ц’лый мир, шоб попасть сюда, он бы сделал эт’.
— Думаешь, ему хватило бы сил сокрушить империю? — приподнимает бровь Олафсдоттр.
Мeарана извлекает из арфы игривый аккорд.
— Есть у него привычка все ломать.
Она не поясняет, что имеет в виду.
К бан Бриджит возвращается былой апломб. Она разглаживает складку на блузе, поправляет прическу и кивает в сторону Равн.
— Ну и почему же его тогда здесь нет? Если он мог, то почему не сделал?
— О-о, схо-оро-о я к это-ому перейду, — широко улыбается конфедератка.
Мeарана пропускает струну, нарушая мелодию.
— Он ум’р, да? — произносит она, не поднимая взгляда. — И т’ прышла муч’ть нас ск’рбной в’стью.
Взгляд Олафсдоттр пусть и немного, но становится мягче.
— Зачем бы мне тебя мучить, дитя? Кому больней всего здесь было бы от этой пытки? Тебе да мне.
— Ха! — усмехается бан Бриджит.
Мeарана же пристально смотрит на Тень.
— Тебе?
За конфедератку отвечает Гончая:
— Ты успела забыть? Донован сделал однозначный выбор, когда мог вернуться сюда и привезти с собой ее, но не стал. Она спасла его от «принца-лягушки», он ухаживал за ней. Так и образуются отношения. И не забывай одного… — Она указывает на Тень как на бездушный предмет. — Эт’ ник’гда не делают пр’сто так. Каждое слово, что она произнесла с момента появления, каждый ее жест и даже выбранная манера повествования
