Петроград был разбужен треском ружейной перестрелки и громким топотом марширующих людей. Под серым небом дул холодный ветер, предвещая снег. На рассвете сильные отряды юнкеров заняли военную гостиницу и телеграф, но после кровопролитного боя были выбиты. Телефонная станция была осаждена матросами, которые залегли за баррикадами, построенными из бочек, ящиков и листов жести посреди Морской, или укрылись на углу Гороховой и Исаакиевской площади, обстреливая всех проходящих и проезжающих. Время от времени мимо них проезжал автомобиль под флагом Красного Креста. Матросы не трогали его…
Альберт Рис Вильямс был на телефонной станции. Он уехал оттуда в автомобиле Красного Креста, якобы наполненном ранеными. Покружив по городу, автомобиль боковыми улочками добрался до штаб-квартиры контрреволюции — Михайловского юнкерского училища. Во дворе училища находился французский офицер, который, по-видимому, распоряжался всем происходившим… Таким путем на телефонную станцию доставлялись боеприпасы и продовольствие. Целые десятки таких автомобилей якобы Красного Креста служили юнкерам для связи и снабжения…
В их руках было пять-шесть броневиков из расформированного английского броневого дивизиона. Когда Луиза Брайант шла вдоль Исаакиевской площади, ей встретился один из них, направлявшийся от Адмиралтейства к телефонной станции. На углу улицы Гоголя машина остановилась как раз напротив Луизы Брайант. Несколько матросов, скрывавшихся за штабелями дров, открыли стрельбу. Пулемет в башенке броневика завертелся во все стороны, осыпая градом пуль штабели дров и толпу. Под аркой, где стояла мисс Брайант, было убито семь человек, в том числе два маленьких мальчика. Вдруг матросы с криком выскочили из своего прикрытия и кинулись вперед. Окружив огромную машину, они принялись тыкать штыками во все ее щели, не обращая внимания на стрельбу… Шофер броневика притворился раненым, и матросы оставили его в покое, а он помчался в думу дополнять сказки о большевистских зверствах… В числе убитых был один английский офицер…
Выхожу на палубу. Смотрю — на рядом стоящем «Забияке» странное оживление. С носового орудия снимают чехол, подносят снаряды. Бегу на миноносец узнать, что это значит. Там уже комендор наводит. Куда? Зачем? «Да вот на Исаакия — там, слышь, юнкера с пулеметами в наших стреляют». Еле-еле уговорил, что это непроверенные слухи, что стрельба глупа, бесцельна и преступна. Угомонились, но с явным недовольством — уж очень хотелось пострелять. «Больно прицел хорош», — с разочарованием молвил комендор. Жестоко обругав председателя судового комитета, заставил орудие прикрыть, снаряды убрать и вернулся в штаб.
Все заводы были тотчас же извещены о событиях дня: о восстании юнкеров и о наступлении казачьего корпуса Краснова. Рабочие со всех районов устремились к Смольному для формирования новых отрядов в помощь Красной гвардии и революционным войсковым частям. Рабочими, вставшими на защиту Советской власти, вскоре был заполнен весь двор Смольного и площадь около него. К Смольному не успевали подвозить оружие и снаряжение. Остро не хватало командиров. Их красногвардейцы выбирали тут же из своей среды.
Целый день во всех частях города шли стычки между юнкерами и красногвардейцами, битвы между броневиками… Залпы, отдельные выстрелы, резкий треск пулеметов слышались издалека и вблизи. Железные ставни магазинов были опущены, но торговые дела шли своим чередом. Даже кинематографы с потушенными наружными огнями работали и были набиты зрителями. Трамваи ходили, как всегда. Телефон действовал. Вызвав станцию, можно было ясно слышать перестрелку. Все аппараты Смольного были выключены, но дума и Комитет спасения находились в постоянной телефонной связи со всеми юнкерскими училищами, а также с Керенским в Царском Селе.
Выступление «Комитета спасения» началось с виду довольно солидно. Если бы тут действительно подоспел Керенский, то были бы неизбежны очень бурные и кровавые события. Но Керенский не выручил, и предприятие было ликвидировано — если не безболезненно, то довольно быстро.
Военно-революционный комитет своевременно получил вести о «выступлении» спасителей родины и революции. Сейчас же отрядами красноармейцев и матросов, а отчасти и солдат были оцеплены все юнкерские училища. Почти вся живая сила «Комитета спасения» была этим локализирована раньше, чем успела выступить в поход… Началась осада. В большинстве случаев дело ограничивалось небольшими стычками. После этого юнкера сдавались и разоружались. Но все же везде были жертвы. Это были первые относительно крупные жертвы октябрьских дней.
Но одно из юнкерских училищ, Владимирское, оказало упорное сопротивление.
Броневик быстро подошел к училищу и двинулся вдоль фасада. Много юнкеров толпилось на улице и смотрело в окна; подошедший броневик они приняли за свой и с большой радостью приветствовали криками и взмахами платков (белый броневик, по плану восстания, должен был прибыть действительно на подкрепление к владимирцам). Павлуновский уже собирался предъявить юнкерам ультиматум, как вдруг часть из юнкеров заподозрила неладное и бросилась бежать, другие открыли беспорядочный огонь. В свою очередь, броневик не остался в долгу и почти в упор начал стрелять вдоль по Неве и по окнам училища. Начался невообразимый кавардак, и прошло достаточно времени, прежде чем юнкера опомнились и начали оказывать сопротивление. Сопротивление было довольно стойкое. По словам Павлуновского и шоферов, огонь был настолько сосредоточен, что броня разогрелась под действием града пуль, сыпавшихся на нее. Если добавить к этому непрочность брони (броневик был довольно стар) и то, что у юнкеров оказались
