стратегического подводного ракетоносца.
На отражающей поверхности дверцы отчётливо просматривалось расстроенное узкое лицо лейтенанта, его скользящие по названиям книг глаза, в надежде найти там какую-то подсказку. Он ещё раз с тоской пробежал по выстроенным в ряд томикам. Нигде ничего не торкнуло.
В который раз напрягся и отогнал крамольную мысль воспользоваться одному ему известным, запрещённым для таких случаев, приёмом, и легко выиграть партию. Но это будет неправильно и нечестно, поэтому даже думать о такой возможности – грех и искушение. Нельзя, значит, нельзя. Вопрос закрыт.
Старший лейтенант остановил взгляд на лице старпома.
Тот выглядел абсолютно спокойным, даже слегка расслабленным, будто бы не просчитывал ходы в непростой логической задаче, а вспоминал приятные минуты прошлогоднего летнего отпуска.
Пряничный невольно почувствовал лёгкую зависть. К двум большим звёздочкам на погонах старпома, к его умению владеть собой, анализировать задачи и находить неожиданные, абсолютно правильные решения проблем и оценки ситуаций. Как в шахматах, так и в жизни.
Вострецов выглядел хорошо. Широкоскулое волевое лицо с задубленной морскими ветрами кожей, прямой нос, внимательные чёрные глаза, крепкая спортивная фигура, которую не могла скрыть светлая форменная рубашка, натянутая чуть ли не до треска в мощных плечах. Ядрёный, умный мужик. Профи в своём деле. И… почти уже пенсионер, хотя всего-то сорок четыре…
Пряничный выдохнул. А ему до пенсии и больших звёздочек ещё пахать и пахать. Да и смотрелся он жидковато по сравнению со старпомом. В живости мысли, в логике тоже явно отстаёт, хотя и закончил училище совсем недавно. Мозги ещё свежие, тренированные, не обременённые особо ни бытовыми проблемами, ни тяжёлыми ударами судьбы.
Через три хода Вострецов, подняв глаза на Пряничного, спокойно объявил:
– Тебе шах. И… мат.
– Да-а. Загнал ты меня в угол, Егорыч. И пристрелил. Сдаюсь.
– А ты клювом не щёлкай. Думай быстрее и не отвлекайся от доски на посторонние вещи. Смотрю, глаза у тебя то по книжкам бегают, то картинки на стенах изучают. А надо внутрь себя смотреть и от главной цели не отвлекаться. Иначе обязательно просрёшь что-нибудь.
Пряничный смахнул фигуры с доски:
– Ещё одну?
– Давай, время пока есть.
Расставляя пешки по клеточкам, лейтенант спросил:
– Егорыч, а ты не в курсе, чего это моего земелю, Сашку Истомина с «Екатеринбурга», с борта сняли перед самым выходом в море? В чём он провинился?
Вострецов поморщился:
– Рисковать не захотели. Там семейные проблемы. Друг твой чуть с катушек не съехал.
– Что случилось?
– Земляк же твой, говоришь? Друг? Неужели сам не рассказал?
– Да мы последние месяцы и не виделись почти. Так… только «здравствуй», «до свиданья» и всё. У меня работа, занятия. У него – работа, семья.
– Во-во… семья… Ну, раз ты его друг, слушай. Может, поддержишь его тактично, когда вернёмся.
Пряничный напрягся:
– Егорыч, рассказывай!
Невозмутимый обычно старпом тяжело вздохнул, сплёл вместе пальцы, затем сжал до белизны огромные кулаки:
– Видишь ли, какая штука. Нормальному мужику много не надо. Дома – покой, уют, хорошая жена, дети. Отдохнул в семье спокойно, порешал что-то неотложное по дому и снова на службу, в рейд, в командировку. Что военному, что гражданскому нужен крепкий спокойный тыл.
Место, где его ждут, любят, уважают. Там отдышался, залечил раны и снова в бой. Так мир устроен. Нормальная жена это понимает. Создаёт добрую атмосферу в доме, уважает и слушается мужа, смотрит за детьми и сама живёт интересно, благо, всегда может найти для себя свободное время на какое-нибудь приятное душе занятие, хобби, подружек. Тогда и семья крепкая, и все живут долго и счастливо.
Пряничный удивлённо сморщился:
– С этим у Сашки, вроде, всё было нормально. Правда, взял он бабу уже с ребёнком. Не своим. Разведёнка из Москвы. Умная, с двумя высшими.
Вострецов хмыкнул:
– Что умная и грамотная – факт! А вот порядочная она или хитрожопая актриса, то большая разница. Короче, прибыл Истомин домой после первого своего плавания. На причале никто не встретил. В квартире пустота. На столе записка «Извини, я в этой дыре жить не могу. Не ищи меня».
Кинулся туда, сюда, а её и след простыл. Позже выяснилось, что пока Истомина не было, благоверная продала всю мебель и ценные вещи, сняла
