— С тобой все будет хорошо. Ты же любимица. Ты не давала маме повода думать, что тебе нужно в психушку. Так и продолжай.
— Ты тоже, пока не доросла до моего возраста, — ее голос дрожал.
— Ада, — решительно сказала я. — У тебя преимущество. Ты обо всем знаешь. Ты знаешь, что на кону. Просто будь собой, и если увидишь что-то непонятное, не обращай внимания. И рассказывай мне. Это будет между нами. Никто не должен знать или подозревать.
— А ты? Ты знаешь, что мама будет соколом следить за тобой. Ты не видишь, как она смотрит на тебя, когда ты отворачиваешься. Так же, как доктор.
— Но она все еще наша мама, — сказала я ей. Хотя я думала о том же.
Я почему-то защищала ее.
— Мы не можем так быстро делать выводы и начинать ненавидеть ее. То есть, она же наша мама. Мы должны верить, что она так с нами не сделает. Она не монстр. И если она хочет остаток жизни переживать за меня… ну… она может делать это издалека.
— Что?
Я сглотнула и оглядела комнату. Последние пару недель это место было цирком ужасов. Теперь это место ничего для меня не значило.
— Я много думала об этом, — честно сказала я. — Пора мне уйти. Переехать. Я скоро стану старой девой, печально, что я все еще тут.
— Нет… не уходи, — она взмолилась, глядя круглыми голубыми глазами. Ее мольба была слабой, она понимала, что так надо.
— Если я останусь, мне будет хуже. Как я могу жить, постоянно ощущая паранойю? Не могу. Я не могу жить здесь, с ней, переживая за следующую ошибку. Я могу быть теперь в порядке, но это вряд ли, если я теперь телепат? Это не пройдет в ближайшее время, и мы знаем это. Может, на моей спине не сидит демон, но я не уверена, что избавилась от призраков.
Она притихла, сжала мою руку, опустила взгляд на кровать. Мы сидели в тишине минуту, обе в своих мыслях. Она не показывала мне, что слышала меня.
Наконец, она отметила:
— Но у тебя нет работы. Нет денег. Как ты собираешься переехать?
Я глубоко вдохнула.
— Не знаю. Но я должна уехать. И скоро.
— Ты можешь переехать к Максимусу, — невинно предложила она.
Я мрачно посмотрела на нее.
— Ты издеваешься?
Она вскинула руки, сдаваясь.
— Ладно, просто выслушай меня, пока ты не оторвала мне голову.
Я не хотела, но она продолжала:
— Слушай, нам обеим это не нравится. Я была бы не против сунуть ему в задницу утюжок и включить на максимум. Но он сегодня тебе помог.
Я открыла рот, чтобы возразить, но она заткнула меня.
— И я знаю, что это не искупает его вину за то, что он не поддержал тебя, все такое, и да, я тоже его ненавижу. Но я бы не предложила переехать, если бы думала, что тебе лучше было бы остаться здесь. Переберись к нему, найди работу, а потом и свою квартиру.
— Нет уж, — я скрестила руки. — Этого не будет. Ни за что. И кто сказал, что он хочет, чтобы я крушила его квартиру.
Она криво улыбнулась мне.
— Перри, довольно очевидно, что он все еще возбуждается от тебя.
— О, Ада, — я стукнула ее по руке. — Не говори такое при мне.
— Ладно, — она убрала руку от меня. — Думаю, у тебя есть другой вариант.
Все в груди сжалось, я едва смогла выдавить:
— Что?
Она молчала. Она выудила телефон из кармана и начала что-то писать.
— Ада! — завопила я. — Что за другой вариант?
Она опустила телефон и улыбнулась. А потом кивнула на окно.
— Снаружи.
Мои ноги словно сковало цементом. Я смотрела на нее, остолбенев, мысли путались, пытаясь понять, что происходит.
— Иди, — поторопила она меня.
Я медленно встала с кровати и пошла к окну. Сердце колотилось в груди, кровь не доходила до головы.
Снаружи, напротив дома, стоял, гудя, черный джип. Выхлопные газы улетали в ночь.
— Как… — я не могла найти слова.
