паба не обеспечивать ему нежеланное алиби. Я не успел и рта раскрыть, как с ним резко, по-военному заговорил майор: потребовал перестать дурачиться и превращать трагедию в фарс. Пленмеллер засмеялся и ответил, что собирает ценный материал для новой книги и ему полезно побывать в шкуре главного подозреваемого. Правда, потом посерьезнел и сознался, что сначала пошел домой, а затем отправился в «Красного льва», вот только это вряд ли доказуемо, поскольку мисс Блайндберн, экономка, его не видела. Она находилась в кухне и не могла слышать, как он приходил, потому что глуха как пень. Глухота экономки подтвердилась.
– Ясно! – мрачно бросил Хемингуэй. – Знавал я таких! Что ж, при определенном везении мы сможем навесить убийство на него!
Полковник улыбнулся, а сержант Карсторн смутился.
– Вообще-то он мог бы это сделать, – неуверенно проговорил он. – Но вот зачем это ему понадобилось?
– Старший инспектор пошутил, сержант.
– Понятно, сэр. Но, как мы успели узнать, причин для убийства не было ни у кого из них.
– Даже у папаши молодого Хасуэлла? – осведомился Хемингуэй. – Или он вне игры?
– Его там не было, сэр. Уехал днем в Вудхолл и вернулся только в половине девятого. Вудхолл в пятнадцати милях от Торндена, это большое поместье, владелец которого нанял его управляющим. Он – агент по торговле недвижимостью и часто подрабатывает таким способом.
– Он ладил с Уорренби?
Сержант помялся:
– По-моему, да. Хотя оба заседали в совете, и у них порой возникали разногласия.
– Господи! – воскликнул Хемингуэй. – А кто-нибудь поддерживал с этим субъектом добрые отношения?
Сержант молча усмехнулся.
– Вы попали в точку, старший инспектор, – заметил полковник Скейлз. – Мерзкий был тип, все его не выносили. Признаться, даже я. Уорренби был из тех, кому не только надо во все вмешиваться: не успокаивался, пока не добивался своего. Прямо Гитлер в миниатюре! Наглый выскочка! Ничем не брезговал, лишь бы встрять в дела, не имевшие к нему касательства. Казалось бы, где он, а где тот или иной вопрос? Нет, он тут как тут! Проник даже в комитет по организации благотворительного бала, устроенного год назад леди Бинчестер. Наверное, решил, что это пойдет ему на пользу. Как же он ошибся!
– Получается, это не единственное место, где Уорренби нажил себе врагов. Торндонское общество мы уже разобрали. Как насчет остальных, тех, с кем он сталкивался?
– Естественно, мы и этого не упустили. Даже если не принимать во внимание, что Карсторн не знал, чтобы в Торнден в интересующее нас время наведался кто-либо из Беллингэма – к Фокс-Хаусу можно подойти по общественному выгону, – я не слышал, чтобы кто-нибудь всерьез с ним повздорил. Зависть – пожалуй, ревность – сколько угодно, многие Уорренби недолюбливали, и большинство из нас вздохнули бы с облегчением, если бы он убрался из Беллингэма. В округе он был самой ненавистной фигурой, однако из неприязни не убивают: требуется мотив! Вот почему, старший инспектор, я не стал медлить с обращением в Скотленд-Ярд: нет никого хотя бы с подобием мотива!
– А как насчет поляка, который заглядывался на его племянницу? – поинтересовался Хемингуэй. – Не говоря о самой этой юной леди… Если она получает по наследству деньги, я назвал бы это неплохим мотивом.
– Сначала познакомьтесь с мисс Уорренби, а потом говорите! – И полковник громко захохотал.
– Я так и сделаю, сэр, – сказал старший инспектор.
Глава 6
– Беда с вами, Хорас! Вам не угодишь, – произнес Хемингуэй позднее. – Я везу вас в разгар лета в прекраснейший уголок, о каком можно только мечтать, привожу в паб, где, вижу, не читали указов о нормировании, а у вас такой вид, словно вас притащили в зону бедствия. Я вас побеспокою: передайте-ка мне масло!
Инспектор подал ему зеленую чашку, отдаленно напоминавшую формой салатный лист.
– Масло! – провозгласил он. – Недельная норма!
Хемингуэй не стал себя ограничивать. Они сидели в пустом кафе и наслаждались поздним ужином, навевавшим воспоминания о почти забытых изобильных временах. Гостиница «Сан» была старейшей, но далеко не лучшей в Беллингэме. Сюда приходили ночевать после дневных трудов заезжие коммивояжеры. Неудобства кроватей в номерах смягчались перьевыми матрасами. В единственной ванной комнате стояла старинная крашеная ванна в деревянном коробе, со старомодным краном. Зарешеченные окошки можно было, приложив силу, попробовать открыть. Постояльцы были людьми неприхотливыми, поэтому к их услугам здесь была всего одна гостиная, а в кафе стоял длинный стол, сидеть за которым приходилось на стульях, набитых конским волосом. Еще здесь громоздился массивный буфет из красного дерева, пожелтевшего от времени, служивший подставкой для фикуса, были сложены коробки от печенья с картинкой на сюжет коронации Эдуарда VII и расставлено множество банок с соусами и маринадами. На стенах висели гравюры из стали в кленовых рамах, в углу высилась ваза с пампасной травой. Еду здесь подавали небрежно, меню отсутствовало, зато сама еда была отменной. Хемингуэй заказал чай, и вскоре на столе появилась тарелка с беконом, яйцами, колбасой, помидорами и жареным картофелем, а также три-
