честно, я, видимо, только поэтому его и не бросил тогда. Хотя возможно, просто не догадался. Я вообще плохо соображал в тот момент — мне было чудовищно, невыносимо больно, и сознание полностью было забито этим ощущением. Наверное, так же больно вариться заживо в кипящем масле — ведь сильный холод и сильный жар нервы транслируют в мозг одинаково. Я орал и бежал, ослеплённый и оглушённый болью, будучи одним комком боли и больше ничем. А потом всё разом кончилось и я, споткнувшись, покатился по склону горы кувырком. Врезавшись в кусты я, кажется, вырубился. Не знаю, насколько надолго. Во всяком случае, когда я пришёл в себя, Андрей сидел рядом, а не валялся в отключке, и выглядел гораздо более живым и весьма раздосадованным. Но мне было наплевать — мне не было больно! Несколько ссадин и ушибов, которые я заработал, катясь под кручь в кусты, саднили, но после того, что я испытал — это было чистое наслаждение. Серьёзно — я ощущал удивительную эйфорию просто от того, что боль ушла. Хотите познать счастье — спросите меня, как…
Вокруг был нормальный настоящий мир, никакого серого тумана, никакого холода — нагретая солнцем земля, колючие кусты, синее высокое небо. Когда я бежал, мне казалось, что промороженное мясо отваливается от костей, но никаких следов на организме эта пытка не оставила — даже лёгкого обморожения на руках не было. Только свежие царапины от веток.
—?Мы прошли через холод, — сказал Андрей, увидев, что я очнулся. — Кому расскажи — не поверят!
Голос его был на удивление печальным, особенно на фоне моей эйфории.
—?«Мы пахали», — сказала муха, сидящая на голове лошади… — припомнил я ему старую поговорку. — Кто прошёл, а кто и прокатился…
—?Спасибо тебе, — сказал он вроде бы искренне. — Ты меня вытащил, и долг мой велик. Но такого провала у меня ещё в жизни не было.
—?Да ладно тебе, — я всё ещё был переполнен эндорфинами, и мне было хорошо. — Ты вытащил меня из того каменного мешка, я вытащил тебя с холода. А провал — дело житейское. Найдёшь ещё этого своего… Кто он там… Какие твои годы!
—?Ты не понимаешь, — покачал головой Андрей. — Я слишком многое поставил на эту экспедицию. А теперь, смотри!
Он достал из внутреннего кармана акк и протянул его мне — ни следа чёрной матовой тьмы, так похожей на тьму перехода, никакой неестественной тяжести, никакой неприятной бестемпературной скользкости… Просто цилиндрическая полупрозрачная склянка. Даже мне было очевидно, что она пуста. И я был уверен, что именно эта энергия не дала нам сдохнуть там, на холоде. Вот что за грелка оказалась между нами, когда я тащил Андрея на плече… Я не особо представлял себе реальную ценность акка, и вообще он был не мой, но, по мне, жизнь всяко дороже.
Андрей понял, что я не проникся его печалями и добавил:
—?Есть ещё один момент. Говорят, если проводник прошёл через холод и выжил, то холод его запоминает.
—?И что? — не понял я. — И пусть себе…
—?А то, что потом любой открытый им проход может увести его в холод. И рано или поздно — уведёт…
—?Да ладно, — не проникся я. — Уж больно на страшилку похоже. Не думаю, что выживших в холоде было достаточно много для выведения релевантной статистики. Не могу себе представить серьёзное исследование на эту тему — с двойным слепым тестированием и контрольными группами. Я ничего не понимаю в ваших мультиверсумах, но в статистической достоверности и проверяемости результата я кой-чего смыслю…
Впрочем, Андрея я не убедил. Вид у него был совершенно похоронный. Ну да я его понимаю — денёк тот ещё выдался. Вот интересно, кстати, насколько убеждённость проводника в том, что он может попасть в холод, влияет на реальную вероятность его попадания туда? У них же, как я понимаю, всё на чувствах и эмоциях, так что, возможно, мой математический скептицизм не настолько достоверен, как мне представляется.
Через некоторое время мы пришли в себя достаточно, чтобы подняться и отправиться в путь. К счастью, Андрей сориентировался на местности и понял, где находится их лагерь, а значит, и мой УАЗик тоже. Лично мне уже хватило приключений выше крыши, и единственным желанием было вернуться поскорее в башню, где жена, поди, уже с ума сходит от моего затянувшегося отсутствия.
Шли мы, к счастью, не так уж долго — через холод нас закинуло на вершину той самой горы, в которой располагалась Чёрная Цитадель, а не куда- нибудь на другой континент или, хуже того, в другой мир. Возможно, местные Ушельцы вообще всегда так туда ходили — видами любоваться. Может им и холод этот вовсе нипочём, кто их знает. Ноги у меня, надо сказать, подкашивались и спина побаливала — не совсем бесследно прошла пробежка вниз по склону, — но в остальном я чувствовал себе прекрасно и, в отличие от Андрея, особенно о случившемся не переживал. Слишком уж экстраординарные переживания, их трудно уложить в реальный жизненный опыт, и потому они внеоценочны.
На подходе к лагерю прошли мимо забавной машины — широкая и короткая, практически квадратная платформа на высоких полностью независимых подвесках. Так, навскидку, сказал бы что торсионных, с поперечными трубами и двойными продольными рычагами. Немного похоже на подвеску луцкой «лягушки» — ТПК[11], но с более длинными и массивными рычагами, артикуляция должна быть приличной. По габаритам и крепёжным местам сидений машина выглядела шестиместной, но на месте было только одно кресло, водительское. Неожиданно массивные ступицы навели меня на мысли об электрических мотор-колёсах, а отсутствие заднего дивана и двух передних пассажирских кресел напомнили ещё кое о чём. Я было даже открыл рот, чтобы поделиться этими соображениями с Андреем, но сразу его и закрыл, решив, что обойдётся. Придержу эту информацию для себя.
На поляну, где расположился временный лагерь экспедиции, Андрей вышел с пистолетом в руке, а я, увидев это, слегка приотстал. А ну как вправду начнётся перестрелка, оно мне надо?
