Мы подошли к зданию больницы. На рецепшене я спросила, где лежит Игорь Русинов, а медсестра мне ответила, что часы посещений позже, с десяти часов, а сейчас еще нет девяти, и к нему пускают только родственников.
— Мы родственники, — сказала бабушка, добавив в голос чуть-чуть магии. — Я — бабушка, а она — сестра.
— А, ну тогда проходите, — с готовностью кивнула медсестра.
— И пожалуйста, никого не пускайте, пока мы будем у него, — добавила я, скопировав бабушкин тон.
— Хорошо, — кивнула медсестра.
— И номер палаты напомните, — спохватилась я.
— Двадцать четвертая.
— Спасибо!
Мы сняли в гардеробе верхнюю одежду, надели белые халаты и пошли в двадцать четвертую палату. Я шла и снова колебалась: может, прежде надо было позвонить ему, а не сваливаться вот так, как снег на голову? Или хотя бы посмотреть на него через магическое окно. Я ведь даже не знаю, как он сейчас выглядит. У меня дрожали коленки, и сердце едва не выскакивало из груди. И я так и не поняла, за что он просил у меня прощения, когда мы виделись в последний раз через зеркало в его комнате. А может, он говорил что-то другое?
Мы подошли к палате. Дверь была приоткрыта, слышались голоса мужчины и женщины. Наверное, врача и медсестры. Ясно, мы явились во время обхода. Ничего, подождём.
Не прошло и минуты, как врач с медсестрой вышли и скрылись в соседней палате.
Всё, отступать некуда. Я постучала.
— Входите, — услышала я голос Игоря, и чуть не упала, так как ноги стали ватными от волнения.
— Вам надо побыть вдвоем, — шепнула бабушка. — Позови, когда я понадоблюсь.
И она села на скамейку в коридоре, а я открыла дверь и вошла в палату.
Я не увидела скелет, обтянутый кожей, и это уже радовало. Игорь выглядел таким же, каким я видела его зимой сквозь магическое окно.
— Привет, — сказала я, отчаянно стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
— Анечка, — он улыбнулся, но не радостной, а какой-то вымученной улыбкой. — Ты вернулась.
— Да, я же обещала, — кивнула я и попыталась пошутить: — Должна же я вернуть тебе твои часы.
— А я тебе должен вернуть твой лунный камень, — серьезно ответил Игорь. — Только его здесь нет, я храню его дома, в ящике письменного стола.
Он умолк. Я тоже молчала, не зная, что еще сказать. Странно, я даже не представляю, о чем с ним говорить… может, потому, что мы давно не разговаривали?
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, чтобы не молчать. Хотя это глупый вопрос, и так ясно, что он чувствует себя плохо.
— Нормально для человека, которому осталось жить два месяца, — Игорь тоже постарался пошутить.
— Я нашла средство вылечить тебя, — оживилась я. — Это моя бабушка, она целительница, я сейчас ее позову.
Я шагнула к двери, но Игорь остановил меня.
— Подожди. Не надо никакой целительницы.
— Ты что, хочешь умереть? — удивилась я.
— Нет, не хочу. Но я… я недостоин твоей помощи. Прости меня.
Ну вот, опять он за что-то просит прощения!
— Почему недостоин?
— Я не верил, что ты сможешь найти средство…
— А я и не просила тебя верить, — прервала я Игоря. — Я просто просила дождаться меня.
— Погоди, не перебивай, — сказал он. — Выслушай сначала, и решай сама, сможешь ли ты меня простить.
Я молчала, и он продолжил:
— Когда ты ушла, папа и мама…
О, уже не Марина Станиславовна, и не Марина, а мама!
— …убедили меня в том, что мне нужно срочно жениться. Чтобы жена родила мне ребенка. Ведь когда знаешь, что у тебя есть продолжение, умирать не так страшно. Нет, они убеждали меня и в том, что я не умру, что донор обязательно найдется, но для страховки я должен жениться. И потом, когда у тебя будет ребенок, которому нужен отец, ты будешь сознательно и подсознательно стремиться выжить. Я согласился. Потому что понимал, моему отцу будет легче потерять меня, зная, что у него остался внук или внучка.
Умом я понимала, что родители Игоря были правы, но сердце восставало против этого. Мой Игорь женат на другой!.. Хотя он и не обещал жениться на мне.
