продолжала извиваться, пытаясь освободиться из рук Алины. «Ветеринар» победил художника, отправив того на землю умелым нокаутом. И бросился к Герману на подмогу. А с земли в это время, кряхтя и отряхиваясь, поднимался старик Кириллов. Они справятся, обязательно справятся!
Лишь бы Алина хоть немного продержалась. Лишь бы удержала жрицу.
С помощью пришедшего на помощь парня Герману удалось вырваться. Твари накинулись на «ветеринара», но Герман уже бросился к Алине и схватил жрицу.
— Я ее удерживаю! Ты молодец! Ты справишься! — закричал он.
— Заткнись, Герман, — устало пробормотала Алина, и он тихо рассмеялся. Она в своем репертуаре. Тишина, да, девушка каждый раз просила его замолчать.
А тело Вики наконец-то ослабло в его руках. Герман аккуратно уложил молодую женщину на землю. Ножом разрезал веревки на руках Алины, помог ей сесть и зажал ладонью порез на шее.
— Потом, Герман. Потом. Не все еще.
В том, что Алина права, Герман убедился, когда сзади напал очнувшийся художник.
Справиться с художником, несмотря на его тщедушное телосложение, оказалось непросто. Но помог старик Кириллов, который понял, что от него требуется.
— Вишь, какая пакость! — бормотал старик, помогая Герману удерживать извивающегося мужчину в то время, когда Алина избавляла от сущности и его.
Оставшиеся трое — худющая продавщица, нескладный бармен и еще один мужчина — уже повалили на землю Евгения и сидели на нем верхом. Парень возился под ними, но выбраться у него не получалось.
— Герман, давай! Не медли! — крикнула Алина, управившись и с художником.
Мужчина освободил ее от остатков пут и помог подняться. Девушку шатало, и она тут же села на землю.
— Сейчас. Посиди, я помогу тебе.
Герман бросился к дерущимся и оттащил женщину.
С барменом и оставшимся мужчиной совместными усилиями оказалось справиться легче.
— Печать нужно закрыть. Срочно. Запечатай огнем, — пробормотала Алина и потеряла сознание. Герман приобнял ее и осторожно уложил на землю, положив голову девушки себе на колени. Старая тяжелая печать с рельефной чеканкой валялась рядом — опасная и зловещая.
Огонь? Где взять огонь? Герман не курил. У него не было ни спичек, ни зажигалки. Да и сомнительно, что пластину можно легко расплавить в костре.
Рядом медленно приходили в себя освобожденные от демонов люди. Дольше всех оставалась без сознания Вика. Но и сущность в себе она носила куда серьезней, чем другие. Старик Кириллов о чем-то переговаривался с Евгением, другой пожилой мужчина озадаченно почесывал затылок и оглядывался, не понимая, где и почему находится.
Герман баюкал Алину и тихонько перебирал ее огненно-рыжие волосы.
Имела ли она в виду обычный огонь? Вряд ли. Мужчина посмотрел на усыпанное веснушками лицо девушки и с нежностью улыбнулся. А затем аккуратно отстранил Алину от себя и взял в руки опасную пластину.
Костер, что разожгла в его сердце эта рыжая, те искры, которые возникли между ними, то выжигающее душу отчаяние, когда он понял, что Алина уехала, — вот какой огонь сможет запечатать эту пластину. Добро против зла. Любовь против тьмы. Герман держал пластину в ладонях и, чувствуя, как разогревается металл, убеждался в том, что все понял правильно. Пластина раскалялась, словно брошенная в костер, и удерживать ее в руках становилось все сложнее. Он стиснул зубы и попытался сосредоточиться на воспоминаниях о минувшей ночи, запахе жасмина, мягких податливых губах, целовавших его жадно и ненасытно. В какой-то момент мужчина не смог сдержать стона и закрыл глаза, чтобы не видеть свои обожженные руки.
— Герман! — испуганно ахнул рядом кто-то. Вика. Он узнал ее по голосу.
— Молчи, — выдавил он. — Пожалуйста, молчи. И не мешай.
Адова пытка. Адовы муки. Вот цена за предательство, совершенное в прошлом. Тогда он не спас любимую, тогда он предал ее огню. Пора искупить предательство похожими муками.
Когда все закончилось, Герман не понял. Просто почувствовал, что кто-то отобрал у него пластину, а затем аккуратно взял его за запястье и тихо выругался.
— Мне кажется, я больше не смогу тебя лечить. Ни тебя. Ни кого-либо, — сказала Алина, глядя на его руки, обожженные до волдырей. И заплакала.
— Бог с этим! Твой дар ты потратила правильно.
— Я наказана. За то, что… Я ведь сделала…
— Тш-ш, — прошептал Герман. — Мне неважно, что ты сделала. Главное, мы встретились.
